Порывистый ветер сдул все ощущения радости от восхождения на первую в жизни «тройку А» Хотелось в палаточку. Но мы упорно искали тур с запиской и, как оказалось, тщетно. Я заглянула вниз, по ту сторону перевала. Стало немного дурновато от увиденного. Ведь это и есть определяющая «тройку А» сторона. Но все это будет завтра, а сейчас хотелось палатку и кружку чая. Мы прошли дальше от перевальной седловины в сторону горы Чат-Тау. Там высились скалы, закрывающие от спусковой стороны и от ветра. Для расчистки жизненного пространства в ход пустили каски и две снеговые лопаты. Во время работы все согрелись. И солнышко снова нам показалось. Когда холод ушел, мы стали дурачиться. Ляшов и Гайворонский вырезали из снега кирпичи. Виталик Федоренко из них построил туалет (недаром по профессии строитель). Я, Жижин и Огурец утрамбовывали площадку, танцуя канкан. Генка опять кочегарил. Каждый был при деле. Вот и поселились.
Пока готовили еду, шел разговор насчет восхождения на Чат-Тау, которое было запланировано на сегодня совместно с восхождением на пик Баумана. Обе вершины находились рядом. Чат-Тау справа, а пик Баумана слева от седловины перевала. Все желающие приглашались после обеда на прогулку по вершинам. Во время принятия пищи, по старой доброй традиции, испортилась погода. На сей раз осадки приняли вид снежной крупы. Все лучше, чем дождь. Мы сидели в теплой палатке, наяривали супчик совместно со спиртом. И чем дальше, тем меньше хотелось куда-то идти. Снаружи шумела стихия, внутри же царило великое умиротворение полных желудков. Ворсин предложил переждать погоду. По истечении часа ожидания он не выдержал и сказал, что настало время выходить.
Желающих оказалось немного - сам Ворсин, Ляшов и Федоренко. Остальные сослались на послеобеденный сон. Как только восходители ушли, погода установилась отличная. Осадки закончились, ветер утих, солнце показалось. Мы дремали, наверное, с полчасика. Потом повыползали на природу для осмотра окрестностей. Я забралась на ближайшую скалу. Оттуда вид открылся на розовый Эльбрус. Классно!!! А вокруг такая тишина, что вовек не снилась нам. Не знаю, сколько времени там провела. Наверное, долго. Где-то далеко-далеко зазвякал ледоруб о камни. Это, видимо, наши возвращаются. Я поспешила к лагерю. И на самом деле, восходители показались на горизонте. Мы сразу же забросали их вопросами. Оказывается, что до вершины дошел только Ляшов. Федоренко остановился где-то посередине и снимал на камеру окрестности. Генка и Игорь пошли выше. Сказалась послеобеденная снежная обстановка. Каменные плиты прикрывал снег. Но ступени делать было невозможно, т.к. снег проваливался по колено. На очередном сложном участке Генка остановился, чтобы подстраховать Ляшова. Но дальше так и не пошел, хотя до вершины оставалось совсем немного. Сказал, что хотел проверить реакцию публики на то, что командир парада не поднялся на вершину. На мой взгляд, мы прошли этот экзамен с положительной оценкой.
Время близилось к вечеру. А пик Баумана оставался все еще не покоренным. Коллективно было принято решение послать этот пик куда подальше. Не хотелось ковыряться в лавиноопасном снеге на огромной монолитной скальной плите. Поэтому мы посвятили вечер созерцанию окружающей природы и разговорам о ничтожности человека в пределах макрокосмоса. Закат в этот вечер перебил все мои воспоминания о подобных явлениях, видимых мной когда-либо. Небо разыгралось розовыми и темно-синими красками. Тихтенген нарядился в лиловые одежды, а безенгийский район утопал в фиолетовых облаках. Вот так горы поделали нам спокойной ночи. Как только стемнело, мы отправились спать, ибо завтра - великий день!
3 июля
Ранний подъем по всем правилам. Нам впервые повезло - ночью был мороз, и снег прихватило толстой коркой. Нельзя было медлить ни минуты, чтобы как можно дольше и дальше не проваливаться. Но самое главное - это неперегруженный лавиноопасным мокрым снегом крутой склон. Вот его нельзя упускать. Мы старались собираться максимально быстро. По мере готовности выходили.
С седловины сразу же начали спуск дюльфером. Я шла вторая, следом за Мастером. Он что-то снизу начал кричать, а я не могла никак понять, что именно. Когда же я стояла рядом с ним, и мы принимали Огурца, то я поняла, о чем Мастер кричал. Оказывается, при спуске мы кошками нарушаем корку наста. Он крошится и сыпется вниз, на нижестоящих. Бывает, что летят и большие куски полуснега-полульда. А это чертовски больно. Следующим спускался Ляшов. Решил показать высокий класс – спуск бегом. Мы, нижестоящие, покрылись синяками, ссадинами и ранами. А Жижман матерился так, что у меня уши в трубочку свернулись.
Кинули следующую веревку. По ней я пошла первая. Свернула чуть в сторону, чтобы уйти из зоны обстрела. Стою, принимаю народ. А самой жутковато - склон то ведь крутенький, а я одна. Если память мне не изменяет, то была еще одна веревка вниз. И недолгий привал. Недолгий потому, что солнце нас неумолимо догоняло. А нам позарез нужна была только тень. Дальше пошли ногами, лавируя между трещинами ледника. По сравнению с утренним морозом заметно потеплело. Наст начал проваливаться под мужиками. Я же еще держалась (как более легкая). Мастер от досады не смог сдержаться – обозвал меня мухой на потолке. Я, тем временем, с широко раскрытыми от страха глазами и с жутко напряженным организмом, выверяя каждый шаг, шла вниз между трещинами. Не хотелось повторения моего прошлогоднего полета с перевала Юсеньги. Спасибо кошкам Тани Федоровой, которые крепко и надежно сидели на мне и также крепко и надежно держали на склоне. Хоть в душе я и трусила, снаружи виду не подавала. Шла бодро, звеня железом. Заминка была только на узком ледяном перешейке. Нужно было сделать два-три шага вниз по льду, одновременно зарубаясь клювиком ледоруба. Я минуты три стояла и училась доверять своему ледорубу. Огурец все порывался мне дать руку. Но мой принцип мужского невмешательства не позволил принять помощь. Я все должна была делать сама. В итоге – немного страха, два шага вниз – и я сама для себя - герой дня. Дальше мы вышли на снег, сняли кошки и бегом на пяточках спустились вниз. ВСЁ! Определяющая часть спуска пройдена. УРА!!!
Привал устроили тут же, на двух огромных валунах, торчавших из-под снега. Все делились впечатлениями о первой «тройке А» в жизни. Только Мастер и Ворсин слегка улыбались, наблюдая наш щенячий восторг. Для них такие перевалы уже далеко не в новинку. Мы перекусили конфетками, сняли снаряжение и помчали дальше, уже по морене, вниз к реке. Минут через тридцать открылись взору шикарные полянки на берегу реки. Яркое солнце отражалось в ручье и росинках на траве. Благодать! Вот тут мы и пообедаем. Можно не спеша разобрать вещи, просушить снарягу, помыть в ручье ножки, развалиться, наконец, на травке и подставить морду солнышку.
Пошел дождь. Как всегда и как обычно, стоит только ложку ко рту поднести, начинает идти дождь. Мы уже не знали плакать или смеяться. Оперативно быстро собрали разбросанные на просушку вещи, также быстро запихнули остатки обеда в рот. И пошли дальше, а именно вниз по ущелью, к погранзаставе Башиль, к следующей заброске. Мы с Ляшовым накрылись полиэтиленом, взялись за руки и шли, распевая во все горло песню про лето. «Мы так хотим, чтобы лето не кончалось, чтоб оно за нами мчалось…» Несмотря на дождь, настроение было отличное и фееричное. Душа рвалась из груди от счастья. А счастье было непонятно от чего. Мы шли вдоль леса, по шикарным полянам – террасам с изумрудной травой и прозрачными чистыми ручьями, делящими полянки на островки. Дождь вскоре после выхода закончился. Все теперь сияло, как новый рубль.
У нас с Федоренко завязался спор, почему нам не везет с погодой и с обеденной погодой в частности. Я утверждала и уверена в этом утверждении до сих пор, что Виталик приносит сплошные несчастья. Проверено на личном опыте. В данном случае это выражается в дождливой погоде. Конечно, Федоренко не был со мной согласен. В итоге я махнула на него рукой, Ляшов только посмеялся над нашим спором. Мы продолжали мчать вниз, как на крыльях. Вдруг слышим: «Стоять!» По другому берегу реки за нами бежали два пограничника и размахивали автоматами. Генка достал документы, в том числе пограничный пропуск. Стал кричать через реку, что у нас все в порядке, и мы сейчас идем к ним на заставу. Бедные погранцы скорее всего нам поверили. Но, чтобы не получить пистоны у начальства за пропущенный народ без проверки документов, они продолжали бежать за нами по другому берегу. Причем именно бежать, хотя мы были нагружены поболе, чем робятки. Вскоре мы дошли до зоны леса и скрылись от глаз пограничников в густой чащобе.
По нашей стороне шла отлично набитая тропа. Видимо это ущелье пользуется популярностью у туристов. Тем более, что оно очень живописное. На моей памяти это самое красивое ущелье. Оно представляло собой скальные монолиты с небольшим слоем почвы, на которой каким-то образом умудрился вырасти лес. Река зажата этими самыми скалами и представляет собой белый бурлящий поток. Через самое узкое место (так называемую Чертову мельницу) перекинут шаткий мостик. Высота обрыва скал до воды составляет где-то пять метров. А ширина речного потока – 2-3 метра. Генка дал команду переходить мостик по одному. Ибо если он провалится, то выжить даже при всем желании не удастся. На другом берегу устроили привал. Больно место красивое. Да и Федоренко отстал. Нужно было его дождаться. Виталик постоянно тормозил команду. То сфотографировать надо природу, то на камеру снять. А мы пока начали обследовать Чертову мельницу. Робость уже прошла, уступила место любопытству. Стали фоткаться на мостике, почти под мостиком, на обрыве и т.д. и т.п. с элементами акробатических этюдов.
Ляшов для интересу спихнул в воду ствол дерева. Он мгновенно исчез из виду, спустя секунды всплыл в раздробленном состоянии. А мы рот открыли. Кру-у-у-то! Дальше решили не экспериментировать с акробатическими этюдами и спокойно за разговорами подождать Федоренко. Тем временем нас догнали погранцы. Выскочили из леса, как угорелые. Видно, что бежали. Кричат: «Еле вас догнали. Ну, вы и ходите!» А Федоренко все нет и нет. Мы даже замерзнуть успели. Генка решил сходить на поиски. Спустя десять минут он пришел злой и запыхавшийся, и привел Виталика. Оказывается, Федоренко решил сократить путь, сошел с тропы, чтобы пройти напрямик. И благополучно проскочил мост. Генке пришлось довольно долго бежать за ним в горку и, наверное, столько же долго матюкать. В общем, наш десятиминутный привал затянулся на час. Пришлось ускорить шаг. По дороге нам попалась сосна, которая росла почти горизонтально на скальном выступе прямо над обрывом. Головой в пропасть, так сказать. Никогда подобного не видела. А еще, противоположный берег был полностью покрыт зеленым-зеленым мхом. Сразу на ум приходили мысли об эльфах и гномах. Довольно таки скоро тропа выполаживалась. Сброс высоты закончился. И лес тоже. Мы вышли на широкие поля-луга.
Тропинка весело бежали к кошам, которые маячили впереди. Один кош был действующий, а другой – заброшенный. Тут же, в ста метрах расположилась погранзастава Башиль, в которой хранилась наша следующая заброска. Меня посадили под дерево стеречь вещи, а мужики поперлись сдаваться на заставу, а также за заброской. В этот момент поляну наполнили вопли пьяных представителей российской армии. Бравые ребята в нательном белье, обнявшись и раскачиваясь, вышли на прогулку. Мое сердце екнуло. Как это все неприятно. Генка вместе со мной оставил еще и Федоренко. Чтобы не так страшно было. Сначала часовой-постовой на воротах не хотел пропускать мужиков на территорию заставы. Побежал докладывать и спрашивать разрешение. Дальше все прошло гладко. Мужики вышли за заставу с коробками заброски и с приглашением в баню. Я, наверное, радовалась больше всех. В этом походе мы очень удачно попадаем на заставы, а именно на банные дни – среды и воскресенья. Красота!!!
С приподнятым настроением мы заняли с целью ночевки брошенный кош. Место оказалось шикарнейшим. Внутри, конечно, не евроремонт, но, тем не менее, широкий топчан присутствовал. Этот факт избавлял нас от необходимости ставить палатки. Перед кошем расположилась импровизированная столовая – огромный пень вместо стола и каменные валуны вместо стульев. И все это – в трех соснах. Как в беседке. Дневки завтра не предвиделось, поэтому пересчет продуктов и распределение заброски я делала тут же. В одной из коробок обнаружила сверток с сюрпризом для Огурца, точнее для его днюхи, тот самый ненайденный в предыдущей заброске. Ну что ж, будем делать праздник сегодня вечером. Хоть и с опозданием, но все равно кстати. Тем временем шли активные сборы в баню. Мы поделились на части, и я шла с первой половиной. Поручила Генке доварить крем для торта (кстати, это был сюрприз не только для Огурца, но и для всех остальных). А сама в компании Ляшова, Федоренко и Гайворонского помчала в баню. Мужики остались снаружи сторожить меня. Они как джентльмены пропустили даму вперед. Уверенная, что осталась под надежной охраной, я пошла мыться. Горячая вода была пределом моих мечтаний в последние дни. Поэтому с величайшим наслаждением я отдалась приему водных процедур. Когда же вся пахучая и красивучая отворила дверь в мир, готовая сразить своих мужчин наповал, я обнаружила, что их нет. Они спокойно разгуливали по заставе, как на экскурсии. Паразиты…
Я направилась в лагерь. Оставшаяся половина нашей команды уже била копытом, так рвалась в баню. Гена перед уходом шепнул на ухо, что на топчане в пакете лежит для меня сюрприз. Я тут же рванула вовнутрь коша, судорожно вцепилась в пакет. Там было что-то горячее, а на ощупь угадывались две литровые бутылки. Та-да-а-ам!!! Это было кипяченое молоко!!! Ура-а-а-а!!! Я так люблю молоко. Для полного счастья мне не хватало только этого. Спасибо Генке я кричала уже вдогонку, он, наверное, из скромности, поспешил смыться, дабы не нарваться на кучу приятностей и благодарностей. Когда он умудрился раздобыть молоко, да еще и закипятить его, для меня до сих пор загадка.
Пока мужики мылись, я успела заварить желе из сиропа с мармеладом. Разлила в одноразовые пластиковые стаканчики, заброшенные специально для этого дела. Для охлаждения поставила их в рядом текущий ручей. До ужина еще пара часов оставалась. Должно было все застыть в лучшем виде. В процессе сего действия одну бутылку молока я выдула самостоятельно. Потом прикинула, что надо бы и поделиться. И вторую опустошила только наполовину. Когда народ собрался к ужину, я с улыбкой и добрым выражением лица предложила всем молочка. Внутренне же ненавидела всех тех, кто пожелал угоститься. Настал (по моим меркам) ключевой момент. Мы с Генкой удалились в кош для доделывания торта. Быстро обмазали вафельные коржи кремом и украсили взбитыми сливками. Причем Генка так увлекся, что не оставил сливок для торта на мой день рождения. Ну, пусть Огурец радуется, вздохнула я про себя. Естественно, в таком слое взбитых сливок праздничные свечки плавали. Хорошо, что еще не утонули. Но Огурец был рад. Все тоже. Свечки быстренько задули и выбросили. А торт растерзали. Желе, конечно же, не застыло. Это чтоб не сильно радовались.
Дальше вечер прошел при свечах-фонарях, поболтали, по-моему, обо всем на свете. Пора и на боковую. Потихоньку стали укладываться на топчан. Только почему-то разбирал смех. Совершенно без причины и абсолютно всех. Я не помню, чтобы мы так когда-нибудь ржали. Кто-то что-то скажет, и все, понеслось. А когда Жижман зашел в комнатку, то все просто умерли. Он залез в спальник с головой а на голове включенный фонарь, и получился эффект светящегося спальника, при этом тихо про себя бормотал, что сейчас нам всем шары покатает, и бе-бе-бе, и бе-бе-бе. Сказать, что мы плакали – это ничего не сказать. Истерические постанывания, всхлипывания и похрюкивания раздавались еще долго. Наверное, мы вечером сладкого переели… В общем веселье не участвовал только Федоренко. Он отвернулся к стенке и с упоением слушал плеер. Мне кажется, он в этом много потерял. Уж пару часов прибавки к жизни – это точно.
4 июля
Подъем, подъем и снова в путь!!! Труба зовет на подвиги. Сегодня нужно сделать подход под перевал Семеновского. Им открывается новый участок пути с очередной «тройкой А» – перевалом Тютю. По рассказам Мастера, Тютю – камнеопасный. Это для меня самое страшное. Ну а пока, впереди нас ждали два-три спокойных дня. Опять тяжелые рюкзаки согнули нас своей тяжестью. Да еще и тропа с первых шагов резко набирала высоту. Попыхтеть пришлось изрядно.
Спустя час тропа приобрела горизонтальные черты. Уже можно было наслаждаться пейзажем. Да и места стали узнаваемыми. В прошлом году наша четверка посетила данное ущелье, спускаясь с перевала Штернберга и делая подход под перевал Донкина. Нынешний - Семеновского находился в географической близости от Донкина. В него упиралось ущелье, а к Донкина нужно было еще завернуть налево, в узкий цирк. Я топала и про себя вспоминала Новиченко Сан Михалыча – нашего Адмирала. Вон на той тропинке он проверял меня на выносливость – пытался от меня убежать. Все закончилось его падением и разбитым газовым баллончиком. Вот на этой развилке ущелья при переходе через реку он подавал мне руку и все хотел забрать у меня рюкзак. Да… Я шла и вздыхала. Был человек, а теперь нет его. Все-таки, как ненадежен мир. Кажется, ты уверен в своем завтра, как никогда. А какая-нибудь нелепость или случайность резко меняет все вокруг.
На очередном привале мужики пытались мне показать диких яков, которые паслись на другой стороне. Я со своим плохим зрением, естественно, ничего не разглядела. Они же все восхищались животными. Правда, я начинаю подумывать, что меня разыграли. Ну, уж больно громко они описывали прелести мохнатых шкур. В самом начале морены, под огромным валуном упали на обед. Только разложили стол и открыли консервы, как пошел дождь. Ёлы-палы, да что же это такое!!! Нет, сил моих дамских больше нет!!! А к Федоренко претензии появились уже не только у меня. Думали, может его побить, и погода успокоиться? :) Обедать пришлось, уже в который раз, в ускоренном темпе. Никакого санаторного режима тебе.
Стоило снова выйти маршрут, пять минут потопать, как дождь закончился. Уж и не знаешь, плакать или смеяться. Да делать только нечего, разве что идти дальше. Тропа уходила на моренный гребень. С него открывался вид на каменный кармашек, где мы ночевали в прошлом году. Тут мы еще с Доком дежурили и жутко поругались. Потом на следующий день не разговаривали. Пройдя гребень, вышли на морену, переходящую в небольшую снежную ложбинку. Идем паровозом: впереди Генка, затем Огурец, я и остальные. Все, кто идет позади меня, остаются вне поля моего зрения. Поэтому я говорю «и остальные». Идем спокойно, никого не трогаем. Тут Жижман начинает орать нечеловеческим голосом: «Ге-ена-а-а! Ге-ена-а-а!». Мы останавливаемся, поворачиваемся. Мастер отчаянно жестикулирует руками. Указывает на правый склон. Мы решили, он показывает, что надо забирать наверх. Дружно повернулись направо и начали преодолевать склон. Когда прошли половину склона, Жижман опять начал кричать и жестикулировать. Оказывается, в первый раз он показывал, что на этом бугре он в каком-то там году ночевал. А мы на самом деле шли правильно. И чего это мы туда полезли? Ну, Жижман!!! И ведь дождался же, когда мы на приличную высоту поднимемся. Раньше, что, нельзя было сказать? Ворсин разразился гневной тирадой: «Жижман, старый ты пердун, ты чего меня с толку сбиваешь?!!» - и сердито побрел дальше. Мы с Огурцом так и осели от смеха. С минуту не могли двигаться дальше.
После ложбинки мы прошли еще немного, вышли на широкий холм и упали на ночевку. Под сам перевал решили не подходить, поскольку сохранялась высокая лавиноопасность. Встали хоть далековато, но в безопасном месте. Очень долго утрамбовывали снег, глубокий и раскисший. Вокруг из-под снега торчали каменные островки, но подойти к ним было невозможно без того, чтобы не провалиться по бедро. По этой причине вечер не ознаменовался никакими окрестными прогулками. После ужина сразу легли спать, и ничего знаменательного я в этот день более не припомню.
5 июля
Подъем ранний, как обычно. Все готова стерпеть, лишь бы поймать замороженную ходовую поверхность. Уж больно надоело снег месить. Прямо таки межсезонье какое-то!
Генка проснулся без настроения, сказал, что ему приснился отвратительный сон. Более конкретно говорить отказался. По странному совпадению, мне тоже что-то неприятное приснилось. Только все размыто, без четкого сюжета. Но осадок остался весьма устойчивый, аж в душе что-то защемило. За завтраком, однако, все забылось. Горячая кашка с чаем прогоняют плохие мысли лучше, чем что бы то ни было. А потом и думать уже было некогда. Быстрые сборы и выход на Семеновского. Около часа делали подход под перевал. Я уже жалела, что мы не сделали это вчера. Снег так и не схватился морозом из-за отсутствия самого мороза. Вообще, это как-то неестественно – горная ночь без минусовой температуры. Мы опять усердно тропили и через час порядком подвыдохлись. Привал! Подождали Федоренко (как обычно :)). Обсудили дальнейшее направление нашего движения. Вообще-то в команде имелись сомнения насчет расположения Семеновского. Логичнее было бы уйти вправо, за скальный отрог, ибо то, что видели мы, больше походило на обычную дырку в хребте. Однако по крокам все сходилось. И мы решили поверить тем, кто эти кроки рисовал.
Осматривая окрестности, в очередной раз вспоминали прошлогоднюю четверку. Если посмотреть налево, то можно увидеть перевал Донкина – нашу первую двойку Б маршрута прошлого года, нашу первую «двойку Б» в жизни. Овеянные приятными воспоминаниями начали подъем на перевал Семеновского. Сначала поднялись к скалкам, торчащим из-под снега. От них траверсовали склон к бараньему лбу. Склон становился все круче. Из имевшихся в наличии трех веревок начали тянуть перила. До перевала, казалось бы, уже рукой подать. По прямой. Но это означало бы траверс широкого участка, перегруженного мокрым снегом. Хотели на это решиться, но не смогли. Слишком рискованно. В случае перегруза склона могла сойти лавина и со свистом в ушах транспортировать нас вниз.
Стали подниматься строго в лоб, под верхушку скального гребня, где склон несколько терял в крутизне. Вот оттуда и решили траверснуть к перевалу. Первым шел Ляшов, потом я, третий - Гайворонский. Викторович уверенно тропил, только пятки сверкали. Но скоро мне стало не до восхищения его силой и мощью. Ляшов стал на меня, нижестоящую четко под ним, скидывать многокилограммовые комья снега, вылетавшие из-под его ног. Первый удар чуть не свалил меня с ног. И не просто с ног, а вообще со склона, а лететь о-го-го как далеко! Я от страха почти закопалась в снег. Второй ком разозлил до чертиков. Я стала орать почти матом, чтобы Ляшов двигался более аккуратно. Но он как будто не слышал меня. Словно паук, опираясь на четыре конечности, пробирался к скале, а точнее туда, куда нам было не нужно. Несколькими метрами раньше следовало бы свернуть к перевалу. Однако Игорь упорно шел к скалам. Мы ему и кричали и орали и чего другого только не делали. Ляшов нас не слышал. Мы решили не идти за ним в след, ибо по скалам лезть не хотелось. Я пропустила Гайворонского вперед, поскольку с моими короткими ножками делать ступени в настолько рыхлом снегу было несколько трудновато. Вован шел прямо к перевалу и бил траншею. Следов после него не оставалось. Все присыпал верхний снег. Я же била ступени в образованной колее. Народ тянулся следом. Ляшов же вылез на скалы и наблюдал за нами сверху.
Вовчик медленно продвигался вперед. Буквально разгребал снег руками. Последний взлет набрал крутизну где-то до пятидесяти градусов. Руки касались склона. Опасаясь, что перевальная седловина может быть прикрыта снежным козырьком, но который мы как раз и выползаем, Вован приостановил движение вверх. Аккуратно сделав шаг, он попытался заглянуть за сугроб, преграждавший вид по ту сторону перевала. С круглыми глазами повернулся к нам и сказал, чтобы мы туда не ходили. Мне сделалось дурно. Вряд ли Гайворонский увидел что-то хорошее. Там был козырек. На седловину выходить опасно. Мы стали окапываться вокруг себя, делали площадки, чтобы скинуть рюкзаки. Я ради любопытства заглянула за сугроб. Волосы зашевелились на голове от увиденного – внизу была пустота. Склон очень круто обрывался вниз, его даже не было видно за козырьком. Ужас!!! Вот тут у меня засосало под ложечкой, кажется, так говорят, когда начинает тошнить от страха.
К нам поднялись Генка и Мастер. Они даже отошли в сторонку пошептаться. Принималось решение о дальнейшем продвижении. Тем временем, Ляшов по скалам, словно человек-паук, пробрался к нам на седловину. Мы сели на рюкзаки, достали КМПшки и ждали, что скажут наши доки. Хорошо, что еще солнышко выглянуло, скрасило наши мрачные чувства и предчувствия. Генка с Мастером по острому гребешку прошли по седловине на другой ее конец. Их следы протянулись к торчащему посередине седловины камню ровной линией, слева и справа от которой сразу начинался спуск. Гена прокричал, что все нормально, спускаться будем оттуда, где он стоит. Кинем пару «восьмидесяток» и все будет хорошо. У меня сердце екнуло. Я так надеялась хотя бы на ночевку на перевале, несмотря на то, что площадку для палаток вырыть было совершенно негде. Время то уже было послеобеденное.
Периодически громыхали лавины на соседних склонах. Мне сразу вспомнился Северный Шаурту, где на нас сошла лавина и где спусковая сторона после обеда была совершенно непроходима. «Неужели вы все не помните этого?» - хотелось крикнуть как можно громче. «Ну, какой может быть спуск по перегруженной целине, да еще с нависающим козырьком!!!» Мастер как будто услышал мои внутренние вопли и пошел к Генке. Еще раз проанализировать всю ситуацию. Мы же сидели на рюкзаках, щелкали орешки и слушали историю Ляшова. Оказывается, ему стало страшно. Как никогда в жизни. Под ногами уходил снег, съезжал пластами (на меня, как он узнал позже). Вот-вот сорвется лавина. Причем широкая, никуда и отбежать то не успеешь. И зарубится возможности тоже не будет. Затянет как в воронку. Вот он и рванул строго в лоб к скалам, создавая минимальную нагрузку на склон. И только на скалах, чувствуя под руками и ногами твердую надежную опору, Игорь перевел дух. Вот такое у него было приключение. Федоренко, наверное, из чувства противоречия, поспешил вставить свое мнение – чтобы спустить здесь лавину, потребуется гораздо больше чем просто человек. Зря Игорь так разволновался. Мы с Огурцом ухмыльнулись и предложили Виталику проверить, выдержит ли снег, если тот упадет. Федоренко убежденно сказал, что выдержит, но от испытаний отказался. То-то же.
Пока мы разводили полемику, Жижин и Ворсин вернулись с радостными новостями – возвращаемся обратно. Решили не рисковать. А назавтра наметили восхождение на Донкина. Надо же как-то попасть в следующее ущелье. Мы нехотя поднялись, нацепили рюкзаки и тронулись в обратном направлении. Первый – Генка, я – следом, потом Огурец, Ляшов, Жижин, Федоренко и Гайворонский. Шли друг за другом с соблюдением двух-трехметровой дистанции строго след в след по уже набитым ступеням. О-о-очень аккуратно наступали на снег. Старались не делать лишних движений. Мы с Генкой уже начали спуск к бараньему лбу, народ еще растянулся на траверсе склона от перевала.
Я повернулась лицом к склону и спускалась на три такта, старалась не сломать имеющиеся ступени, часто проваливалась выше колена. Короче говоря, барахталась в снегу. И тут случилось страшное. Жижин стал кричать нечеловеческим голосом: - «Зарубайся! Зарубайся!» У меня даже задней мысли не возникло, по какому поводу он кричит. Я подняла голову. Мимо неслась лавина. Причем без характерного грохота. В лавине мелькал голубой костюм Виталика Федоренко. Только теперь стало до меня доходить, что вот, на моих глазах, происходит что-то страшное и трагическое. Погибает человек. Вот он скрылся за поворотом кулуара, наступила тишина. Я смотрела вслед лавине и не верила, что только что погиб член нашей команды. Гена все повторял: - «Это конец, это конец…» Потом он начал звать Виталика. Мои чувства и эмоции полностью покинули меня. Мозг воспринимал только голые факты. Вот был человек, мы только что с ним разговаривали, а теперь его унесло лавиной. Надо быстрее спускаться вниз. Какие-либо чувства организм испытывать отказывался. Вдруг до нас донеслось рычание и бурчание Федоренко. Жив! Это первая мысль. Вторая – надо скорее к нему. Третья – мы все в опасности. И как подтверждение моих мыслей – крик Огурца: - «Лавина!». Она шла на меня. Хоть и небольшая, но мне бы хватило. Буквально за долю секунды я отскочила в сторону, на скалки. И лавина прошла прямо под моими ногами, сметая все набитые следы. Не теряя больше ни секунды, я помчалась вниз, к Ворсину. Там кинули веревку, и я ушла еще ниже, делать станцию для перил.
Очень долго мы ждали остальных участников. Они наверху застряли. Боялись шаг сделать. Стали кидать веревку Гайворонскому, он ее никак не мог поймать. Жижин метался по склону в поисках камня для организации страховки. В общем, все это длилось очень долго. Генка просто из себя выходил за нерасторопность. Причем, в тоже время, понимал их…
Короче говоря, прошло около двух часов, пока мы спустились к Федоренко. Он сидел на рюкзаке, весь в крови, и матерился. Причем матерился по поводу, что поход для него окончен. Я бы радовалась, что жива осталась… У Виталика была повреждена только голова. Все остальное, кажется, осталось даже без синяков. На голове же оказалась глубокая рассеченная рана, аж до самого черепа. Ляшов еще подумал, что у Федоренко мозги вытекают. Сквозь рану виднелись жировая ткань и связки (или сухожилия?) беленькие, обтянувшие сам череп. И Ляшов подумал, что это мозги. Я вколола Федоренко обезболивающее. Ляшову стало еще хуже. Теперь уже от вида иглы, всаженной в пятую точку. Еще на федоренкиной голове оказалась пара следов от ударов тупыми предметами.
Подтянулся остальной народ. И, как настоящие криминалисты, мы пытались восстановить ход действия. Виталика спасло скорее всего то, что он действовал не по инструкции. Во время схода лавины надо поскорее избавиться от рюкзака, чтобы он не затянул под массу снега, постараться скользить по склону (в данном случае падать) на животе, дабы была возможность зарубиться ледорубом. Во время первых секунд падения, когда Виталик пытался сопротивляться, он потерял каску и нанес себе ледорубом рану. Далее он лег на спину и поплыл по течению. От ударов об скалы его защищал рюкзак, однако, не прикрывавший голову. И Виталик приложился пару раз своей макушкой к камушкам. Наше заключение – Федоренко родился в рубашке.
Я стояла лицом к склону. От того, что я увидела, у меня рот открылся, и глаза расширились Абсолютно беззвучно на нас прет лавина и даже клубиться. Генка обернулся и стал кричать: - «Лавина!!! » Мы рванули в сторону. Федоренко бежал впереди всех. Я помню только, что схватилась за Генкин рукав и бежала, бежала. Ляшов запутался в собственном рюкзаке. Хотел его скинуть, а замок на поясе не расстегнулся. Лавина оказалась большой. Она засыпала наши вещи и проползла еще дальше. Навсегда нас покинула аптечка, которая стояла на моем рюкзачке. От медикаментов остался только бинт, который я держала в руке. Ушла и моя счастливая подкова, найденная и подаренная Жижманом в прошлогодней «четверке». Очень быстро я перевязала Виталику голову. И мы с Генкой повели парня вниз. Остальные вчетвером должны были тащить федоренковский рюкзак. Виталик почти бежал, я за ним еле поспевала. Он боялся, что пройдет шоковое состояние, и придут боль и слабость. Обратно мы пошли напрямик по морене. Не стали обходить ее по моренному гребню, как при подъеме. Хорошо, что местами попадались снежники, и мы глиссировали на своих двоих. Виталик держался на ура. Мужики с рюкзаком безнадежно отстали. Мы же их не ждали, а мчали вперед и вперед. Пока у Федоренко были силы, нужно было спускаться. Чуть блуканули, пошли на шум реки и вышли к тропе, к тому месту, где мне мужики яков показывали.
Кто бы мог подумать, что спустя сутки я буду эвакуировать человека. В начале спускового серпантина около ручья мы присели отдохнуть. Чтобы как-то разрядить обстановку, начали шутить. У Виталика сохранилось чувство юмора – хороший признак. Я обмыла ему лицо от крови, все-таки скоро к людям выйдем. Спустя полчасика мы были у ворот погранзаставы. Шороху, конечно, наделали. Постовой, увидев Федоренко, помчал к начальнику заставы. Нас хорошо приняли. Завели в личные апартаменты командира. Его жена достала пограничные медикаменты; их запас, к слову сказать, оказался скудноватый. Пригодились только перевязочные пакеты. Я и командирская жена перевязывали Федоренко.
Генка и сам командир пытались связаться с МЧС, чтобы организовать доставку Федоренко в больницу.
В комнате было очень тепло и Виталик начал потихоньку оседать, то ли в обморок, то ли в сон. Нас угостили лобио – острой фасолью в томате. Вкусно, пальчики оближешь. Потихоньку мы стали размякать и расслабляться. Пошел в ход черный юмор, на который Федоренко старался еще и ответить. Как только мы наелись и насмотрелись телевизор, неспешно отчалили на ночевку. Нам тактично предлагали остаться, но мы тактично отказались. Уже по темноте добрались до родного коша, быстро раскидали рюкзаки, надавали Федоренко теплых вещей (он же был без рюкзака) и упали спать. Наши мужики, видимо, решили заночевать наверху. Вряд ли Жижин стал бы спускаться по темноте. А значит ждать их надо завтра утром. Мы заснули мгновенно. И что касается меня, то еще и без снов. Часа в три ночи пришла машина МЧС. Генка проводил Федоренко к ней. Я же отключилась для дальнейшего сна. Вот такой вот денек получился – пятого июля 2002 года.
6 июля
Мой день рождения. Совсем по другому я себе представляла, как буду его отмечать. Мы проснулись, потянулись, выползли на солнышко. Небольшая полудневка в ожидании остальной части команды. Разложили вещи на просушку. Сами развалились. Красота…
Мужики пришли ближе к обеду, зеленые от усталости и злости. Они вчетвером еле спустили рюкзак Федоренко. Особенно матерился Жижин. Теперь нам предстояло разобрать рюкзак, распределить его по нашим рюкзакам и спуститься в Эльтюбю. Оттуда завтра надо было добраться до чегемской больницы, в коей и возлежал наш герой. А там то ли с ним отчалить домой, то ли отправить его одного. Вопрос о продолжении нами маршрута все еще висел в воздухе. Верь – не верь, а горы не хотят, чтобы мы прошли этот маршрут. Слишком много препятствий они воздвигают. С самого первого дня они предупреждали, что не стоит нам соваться. То, не успев уехать, я вернулась домой, то наводнение и разрушенные дороги, то сны плохие беспокоили, то взбудораженная Кестантысу проходу не давала, то постоянные осадки, то лавины. Вдобавок наша маршрутная книжка имела номер тринадцать. Ну, как тут не поверить в невезение. Но мы отказывались внимать голосу гор и продолжали путь. В итоге горы скинули самого невезучего – Федоренко. Теперь трудно без внимания оставить такой знак.
Стали раскидывать рюкзак. От увиденного содержимого не знали плакать нам или смеяться. Он набрал огромную кучу лишнего веса – восемь пар стелек, запасная аптечка, запасной ремнабор, два ледоруба, плеер с батарейками. Самое… даже не знаю что комичнее – это банка с денежной мелочью. Когда Жижин ее достал, мы просто замерли, оцепенели. Потом начали ржать. Весь стресс, накопленный за эти сутки, вылился вместе с этим хохотом. Потребовалось минут десять, чтобы успокоиться.
Пообедав, вышли в длинный путь. Километров пятнадцать-двадцать. Тяжеленные рюкзаки заставляли пригибаться до самой земли. Впечатлений от дороги никаких, только море усталости. На подходе к Булунгу нас подобрал местный «Шумахер» и лихо докатил до Эльтюбю. Ну, хоть пяток километров скостили.
В Эльтюбю прошли на прежнее место ночевки. День рождения отмечали за ужином. Но тоска меня охватила несусветная. Хуже днюхи я еще не видела. Во-первых, из всей компании поздравил меня только Ляшов, остальные сделали вид, что не в курсе, либо решили, что Ляшов поздравлял от коллектива. И почему я всегда жду чего-то особенного в этот день? Почему думаю, что все должны мне закаты и рассветы и все песни, что были не спеты? А во-вторых, тень Федоренко наложила свой отпечаток – праздновать не хотелось. Вот по всем этим причинам я и пошла спать раньше всех. В депрессии и уверенности, что это был самый худший день рождения в моей жизни.
7 июля
В срочном порядке собрались и вышли на дорогу ловить транспорт до Чегема. С вечера Генка договорился с водителем уазика о транспортных услугах. Мы, конечно же, еле в него поместились. Ведь помимо водителя нас было шестеро, и шесть рюкзаков, которые занимают места, как люди. Но, лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Из ущелья выбирались долго. Только к обеду подъехали к городской больнице Чегема.
Гена пошел за Виталиком. Приятная неожиданность – с нас не взяли денег. Доктор отнекивался даже от простой благодарности. Сказал, что так поступил бы каждый… Виталика заштопали, подлатали и отдали нам в лучшем виде. Ну, немного синяков под глазами не помешает. Состояние у него бодренькое. Решено было отправить Федоренко домой первым же рейсом. Гена нахлобучил на него свою панамку, чтобы Виталик не пугал народ.
На вокзале я, Огурец, Ляшов и Вован забили места в маршрутном такси до Терскола. Ворсин и Жижман отправились сажать счастливого нашего в автобус на Ставрополь. При чем решили не обходить забор по-человечески, а перелезть через него и пройти напрямик. За этим занятием и застали менты наших товарищей, которые имели бомжеватый вид и огромные мешки (рюкзаки) за спиной, а у одного – и морда побитая. Жижман, конечно, стал рассказывать ментам, что те остановили золотых Чемпионов РФ среди четверок, серебряных Чемпионов РФ среди шестерок, и вообще он, Жижман, мастер спорта и заслуженный путешественник России. Может, эта речь повлияла, может – жалкая мордаха Виталика, а может что другое, но мужиков отпустили с миром. Федоренко благополучно разместился в недрах автобуса и отчалил на лечение.
Мы ждали в маршрутке, умоляли водителя не уезжать без наших. Народ, который тоже катил в Терскол, стал порядком возмущаться за задержку. Но вот провожатые появились на горизонте, волнения пресечены, и все готовы к отъезду. Жижман при входе в маршрутку-газель почему-то решил не наклоняться, и, естественно, врезался лбом в дверной косяк. Это развеселило народ, и мы тронулись с миром. Дорога оказалась дольше, чем я думала. Наши рюкзаки опять создали тесные и неудобные условия передвижения. К тому же приходилось их поддерживать, чтоб они не свалились на народ. Дорога длилась, по-моему, бесконечно. Уже после обеда мы прибыли в ущелье Адылсу. Я очень обрадовалась благополучному завершению наших злоключений и тому, что мы снова в горах, в любимых мною местах. Одно омрачало – я забыла свою чудесную «задницу» (сидушку, для непосвященных) в маршрутке. И Генка свою - тоже, как оказалось. Что же делать, как мне быть? Маршрутка направилась в Терскол. Со стопроцентной вероятностью она будет возвращаться. Но минут через двадцать-тридцать. Вот мы ее и поймаем. А пока мы прошли на полянку в сосновой рощице и развалились там на обед.
Я с Огурцом отправилась сторожить маршрутку на дорогу. После четверти часа ожидания сдали нервы. Надоело. Я предложила ему сходить в поселок Эльбрус за продуктами. Хотелось мне сделать сюрприз мужикам. А для этого нужны были мука и яйца. И поперлись мы за тридевять земель. Все время вдоль дороги. Надеялись, что увидим таки маршрутку. Поселок на полкилометра отстоял от дороги, пришлось свернуть и нам. Пришлось взять целых два килограмма муки – минимальную партию. А тащить то мне. Но сюрприз того стоил. Купила также яйца и консервированные грибы.
Обратно мы прибежали, боясь, что получим пистоны от Ворсина за долгое отсутствие, к тому же безрезультатное, имея в виду «задницы». Маршрутку мы пропустили. Генка видел ее, но добежать не успел. Он махнул на нас рукой и помчал в поселок. Оказывается водитель маршрутки оттуда родом. Там узнал адрес и нашел таки водителя. Но не нашел моей задницы. Его же лежала преспокойно под сидением, а моей не было. Пассажиры украли, паразиты. Тут от командира последовал широкий жест – со словами:- «Тебе еще детей рожать!» он вручил мне свою сидушку для личного пользования. Была тронута до слез.
После обеда мы еще повалялись на травке, я почитала Ляшову стихи Визбора (у него был с собой томик). Там было одно стихотворение, называется «Женька». Аналогия проведена с Женькой Гнитеевой, которая укатила в США и нагло бросила нас всех. Мы с Игорем вспомнили, всплакнули. Но тут была дана команда собираться. Нам еще пиликать и пиликать вверх по ущелью, в альплагерь Джантуган. Меня прижимала к земле двухкилограммовая мука. Яйца я несла в руках, в бумажном конверте. Мужики не догадывались и том, что в свертке, и все удивлялись, почему я его не положу в рюкзак. Довольно быстро мы пришли к ущелью Шхельды. Оттуда открывается вид на вершину Шхельда. Я стала вспоминать как мы кружились в этом районе на «четверке». Очень красивое ущелье. У меня от него осталась целая куча самых приятных впечатлений.
Пройдя лавинную пушку, мы свернули с дороги и пошли нижней тропой, грозящей выходом к нарзанным источникам. Мое сердце радостно прыгало, там, за ребрами, ибо я снова тут. Это ущелье, Адылсу, одно из самых мною любимых мест в Приэльбрусье. Совсем скоро мы вышли к альплагерю Старый Джантуган. Есть еще Новый Джантуган. Но он сейчас реконструируется и там никто не живет. Нашли хозяйку, которой две недели назад оставили заброску. Она была рада нас видеть и поселила в один из домиков для альпинистов. Внутри оказались двухярусные койки, стоящие по периметру. В центре – большой обеденный стол. После мокрых палаток и холодных ночевок это место показалось раем. Мужики сразу забрали заброску. Я у хозяйки попросила сковородку для своего уже не тайного сюрприза, все знали, что я собиралась напечь блинов с грибами.
В соседнем домике жил молодой человек по имени Игорь. Кто он такой, мы так и не узнали. Но жил он тут по чьей-то протекции, и хозяйка исполняла все его запросы. Нам сказал, что сам из Барсуков, наиболее пострадавшего от наводнения поселка и сейчас тут отдыхает от пережитых треволнений. Забегая чуть вперед, мы сделали вывод после нескольких дней общения с ним, что скорее всего, он незаконопослушный гражданин и в данный момент здесь отсиживается. Но, в общем, парень он оказался ничего, интересный. Отнесся к нам со всей душой, видимо заскучал по общению. Предложил готовить в его доме, ибо у него имелась газовая плита. Это предложение оказалось и удобно, и экономно для нас. Жижман как только его увидел, сразу же поведал, что Игорю пора взять у нас автографы. Ибо перед ним стоят Чемпионы… и т.д. и т.п. Нас это сильно развеселило. А бедный Игорь не мог понять, почему мы ржем.
После размещения в домике я отправилась на Вовкину кухню печь блины. Генка вызвался мне в помощники. Остальные сели разбирать заброску. Я занималась тестом, Гена – грибной начинкой. Через час примчал Ляшов с воплями, что это мы так долго копаемся.
- Ах, вы тесто на сухом молоке замешиваете? Ха! Да муку с водой размешайте и пеките. Я вам сейчас все покажу!
Как следствие – испорченные продукты, грязная, в прилипшем блине сковородка и наше хихиканье. Ляшов ретировался, а мы продолжили кулинарить. Блины получились отличные. Ровные, поджаренные, золотистые. Да еще и с грибной начинкой. Под аплодисменты они были внесены в обеденную комнату. Мужики успели стол накрыть. В заброске оказалось пиво, рыба и мои нычки для дня рождения. По умолчанию этот вечер был посвящен моему загубленному празднику, то есть дню рождения. Пригласили и Игоря. Ляшов вручил мне в подарок книгу рассказов и повестей Визбора. Я очень обрадовалась, так как уже изголодалась по чтению. Генка в тайне от меня приобрел и преподнес мне бутылку темного пива «Балтика». Только все жалел, что это не моя любимая «шестерка», а все лишь «четверка». Меня же и «четверка» очень обрадовала. Ибо пивом я бредила уже несколько дней.
Ну а дальше понеслось и поехало. Газ-квас, танцы-манцы. Мужики быстро напились. А я поспешила на боковую. Скажу, что жутко переела блинов и перепила пива, запила шампанским. Посему спала дурно. Когда разошлась честная компания, обществу неизвестно.
8 июля
Я проснулась раньше всех. Утро предвещало отличный солнечный денек. Я залезла на огромные бревна с книжкой Визбора с намерением посвятить это утро чтению. Потихоньку мои мужчины начали выползать на свет божий. С похмельем. Девизом сегодняшнего дня были безделье и ничегонеделание. Договорились насчет баньки. Хозяйка нас переселила в какой-то сарай, аргументируя, что сегодня приедут москвичи и займут все домики. Ну а поскольку мы за жилье не платили, то безоговорочно съехали.
В нашем распоряжении на сей раз оказались просторный зал с хранившемся в нем хламом – внутри; столик, лавочки и цветущее дерево – снаружи. В общем, устроились весьма неплохо. Самой большой проблемой этого дня явилось свободное время. Никакого плана по его растрате не имелось. Я принялась за пересчет продуктов. Ляшов внес предложение съесть излишки, ибо продуктов было слишком много для шестерых человек. Я была против, пока не пересчитаны продукты. На этой почве мы с Ляшовым поцапались. Неприятный инцидент получился. В новой заброске был обнаружен солидный запас федоренковского КМП – килограмм шербета и много пива, которое выпили накануне. И, как назло, шербет оказался с арахисом, который я просто ненавижу. На меня мужики без слез смотреть не могли, как я выковыриваю орешки.
Потом я, Жижин и Огурец развлекались на бумаге. Мастер предложил такую игру – пишется одна буква. Затем каждый добавляет еще по букве с учетом, чтобы полученное сочетание встречалось в каком-либо слове. Проигрывает тот, у кого получилось слово. Конечно же, можно поставить буквы от балды. Но тут соперники могут спросить, что за слово ты имеешь в виду. Если ты отвечаешь, то они проигрывают; если нет, то проигрываешь ты. Вот так мы забавлялись в течение часа-полутора. Чаще выигрывал Жижман. Он умеет заводить в тупик. Но вот мне начало везти. Я выписываю слово, о котором никто не догадывается. И тут меня просят назвать его, не верят, что оно существует. Да и я не уверена в этом. Но смутное ощущение моей правоты присутствует.
- Синекур! – выпалила я.
Как они ржали!!! И настолько заразительно, что я сама не выдержала.
- Что за синяя курица? – умирал Ляшов.
- Приедем в город, я вам по словарю докажу, что такое слово есть! Гады!
Но получилось весело. Забегая вперед, скажу, что на самом деле есть слово синекура. И если бы Жижман был немного в курсе дел, то я бы не проиграла и не была бы поднята на смех!
К вечеру мы решили сходить к Новому Джантугану. Там была сделана искусственная запруда с проточной речной водой. Хотелось посмотреть на пляжных отдыхающих, себя показать. Но наши планы нарушил огромный валун, попавшийся нам по пути. Там альпинистский народ тренировался в скалолазании. Мы также решили поразмяться. Взяли снаряжение и пришли на скалодромчик. Мы с Огурцом повесили веревку для дюльфера, тем и развлекались. Генка интересовался свободным лазанием. Ляшов и Гайворонский лежали на солнышке и наблюдали. Жижин предпочел остаться в лагере в компании с Визбором.
Определенно, ни один день в нашем походе не проходит бесследно. Гайворонский решил сходить в кустики. И там подвернул ногу. Уж не знаю, на чем он поскользнулся - гадали всей компанией, но растяжение связок заработал сильнейшее. Нога мигом опухла. Бедный Вован еле передвигался. Ставилось под сомнение его дальнейшее участие в походе, если, конечно, сам поход будет иметь продолжение. Этот насущный вопрос стал темой всего вечера. Еще пугало состояние снега. Если такая лавиноопасность сохранится и дальше, то нет смысла еще раз рисковать жизнями ради маршрута. Некоторые из нас больше склонялись к сходу с маршрута. Испуг еще не прошел. Остальные колебались.
В качестве выхода из ситуации решили завтра подняться на перевал Гумачи «двойка А» - проверить состояние снега, а заодно и проветриться. Отдых слишком утомителен. На том и разошлись по кроваткам.
9 июля
Ранний подъем даже обрадовал. Организм жаждал физической нагрузки. В лагере оставались Вовчик с распухшей щиколоткой и Мастер с разболевшимся коленом. Остальные - я, Ляшов, Огурцов и Ворсин, пошли на Гумачи. По дороге мы дошли до пограничного поста. Его в прошлом году еще не было, а теперь установлен строгий контроль за входящими в пограничную зону. У нас попросили документы, которые, естественно, мы не взяли с собой. Кроме предусмотрительного Ворсина. Ограничились тем, что составили список фамилий на один генкин паспорт и пообещали сегодня же вернуться.
Тропа вдоль реки Адылсу привела к Зеленой гостинице – месту, где базируются все альпинисты перед восхождением на Джантуган. Помимо альпинистских палаток там стоял вагончик, окруженный каменной оградой высотой до колена. Мы не восприняли этот заборчик как серьезное препятствие, тем более как ограждение, дружно перешагнули и пошли дальше. Из вагончика выпала симпатичная длинноволосая девушка, жующая яблоко. Мы с самыми добрыми выражениями лиц поздоровались с ней. Она промолчала и даже не улыбнулась. Генка завелся от такой невоспитанности, покричал ей пару замечаний. На что та ответила:
- Вообще-то это огороженная территория. Чтоб я вас на обратном пути здесь не видела!
Вот это хамство, так хамство! Гена был готов наязвить в ответ, но ограничился фразой:
- Такая симпатичная девушка. Вот только грубость портит все впечатление!
На обратном пути Ворсин решил назло пройти именно этим путем, никак не в обход.
Дальше мы вышли на морену, затем на обширный снежник, покрывающий ледник. Гена с Игорем умчали вперед. Мы с Огурцом отставали. Веталю было не по себе. Болел живот и тошнило. Горняшки вроде бы не должно быть, акклиматизацию все уже прошли. Оставалось одно – Огурец опять переел грибов. В «четверке» он маялся с животом после грибного соуса. Теперь же на подозрении мои блинчики с грибами, плюс беспорядочное питание вчерашнего дня с пивом. Как следствие – расстройство всего организма. Виталик отстал и от меня.
Ляшов и Ворсин успели скрыться за поворотом. Я продолжала затяжной подъем в одиночестве. Приходилось петлять по леднику, обходя трещины. Все это сильно удлиняло путь, но тем не менее цель приближалась. Вот уже и заключительный предперевальный цирк. Мужиков не видать. Они, наверное, уже на перевале. Я по их следам дошла до лавинного конуса. После случая с Федоренко все лавиноопасные места заставляют меня подмигивать. Вот и тут я поднималась по крутому лавинному сбросу с большой опаской, реагируя на любой звук. С соседней скалы постоянно сыпались камни, действуя мне на нервы. Но вот следы уперлись в скальный рельеф. Почему-то он вызвал у меня затруднения. Все время мешался ледоруб, у которого оторвался хлястик. Поэтому одна рука постоянно была занята. В общем, я все таки доползла до перевала и вздохнула с облегчением. Про спуск думать не хотелось. Виталик остановился под лавинным конусом. Решил дальше не идти. Видно совсем плохо парню стало. У меня же дико замерзли лапотульки. Сказались мокрые ботинки в сочетании со снегом.
На перевале оказалось приятно и безветренно. Солнце пригревало камни, а те отражали тепло на нас. Мои носки оказались промокшими насквозь. Я их положила на солнце просохнуть. А пока Генка натянул мне на ноги свои перчатки. Вроде и жить можно. Мы сидели и осматривали окрестности, до боли знакомые. Опять всплывали картины прошлогодней «четверки». Вот Чегет-Тау, куда Адмирал не взял Катьку Антонову и меня, побоялся. Вот перевал Украина, где Доктор провалился в трещину. А вон там скалы Аристова, где мы ночевали в очень уютном карманчике из снега. Вот Башкара, перевал Ложный Гумачи «двойка Б», перевал Западный Джантуган «двойка Б», вершина Джантуган. Весь узел из вершин и перевалов знаком и приятно вспоминается.
Ребро гребня, идущее от перевала Гумачи в направлении к Ложному Гумачи по идее должно вывести нас на вершину Гумачи. И если бы имелось время, то мы наверняка рванули бы туда.
Погода явно фартила для дальнейшего путешествия. И снег оказался в удовлетворительном состоянии. Вот и думай, верить или нет в невезение Федоренко. Стоило ему покинуть горный район, и солнце сразу же заулыбалось.
Около часа проторчали мы на перевале, пора бы и спускаться. Ляшов взял мой ледоруб и я пошла уверенней по скалам. На снегу спускалась на три такта, мужики так не осторожничали. Они почти сбежали с лавинного конуса. Внизу подобрали Огурца. Он вроде бы похорошел.
Под горку дело пошло гораздо быстрее и веселее. Мы глиссировали на ногах, ехали наперегонки, выпендривались как могли. Очень быстро добрались до зеленой гостиницы. Настроение было самым отличным и радужным. Причем настолько, что решили не портить его и той девушке с яблоком. Мы обошли территорию вагончика и пожалели его обитателей. Ведь нервные клетки не восстанавливаются.
Привал устроили на том же месте, где в прошлом году наша четверка отдыхала после перевала Восточный Джантуган и вершины Гумачи. Обеденный гарнитур остался не тронутым – большой камень вместо стола и несколько маленьких, заменяющих стулья, вокруг. Мы перекусили и помчали домой. По пути обсудили дальнейшие планы. Снег, по сравнению с тем, что мы видели, оказался в отличном состоянии. Почему бы и не продолжить маршрут?
Уже в лагере вместе с Жижиным и Вованом приняли решение идти дальше. Единственное, что мешало осуществлению наполеоновских планов – это распухшая нога Вована, он еле-еле ходил и все ухудшающееся состояние Веталя - живот прихватило и, видимо, надолго. Тогда разработали следующий план действий. Огурцов и Гайворонский остаются, еще день отдыхают. Потом идут в ущелье Шхельды, забирают заброску и подносят ее на ночевки «Улыбка Шхельды». Мы же вчетвером совершаем переход через перевал Бжедух «двойка Б» и спускаемся в ущелье Шхельды, встречаемся с парнями. Дальше на Юсеньги - всем составом. На том и порешили. Теперь оставшееся до темноты время посвятили сборам, осмотру снаряжения, распределению продуктов.
10 июля
И снова появился смысл нашего пребывания в горах. Снова с принятием решения появилась цель закончить маршрут. Снова мы становились на тропу. Рюкзаки упакованы, мы собраны. Ждать больше нечего. Недолгое прощание с общим другом из Барсуков, Игорьком. Короткое: - «До встречи» Огурцу и Гайворонскому. И мы ушли.
По мостику перешли через Адылсу и попали на замечательные стоянки в лесу. Черт, если б знать это раньше. Здесь гораздо уютнее, чем нашем сарае. Ну да ладно. Мы быстро прошли стоянки и вышли на тропу, ведущую на ледник Кашкаташ. Тропа с первых же шагов круто убегала вверх. А мы еще с немалым грузом за плечами. Попыхтеть пришлось изрядно.
На пути попался огромный камень с именами погибших альпинистов при восхождении на соседние вершины – Бжедух, пик Вольной Испании. Дальше вышли на моренный гребень, резко обрывавшийся в сторону ледника. Мы уже поднялись выше ледового языка и с моренного гребня открывался суперский вид на сам ледник и на седой Эльбрус. Тут мы сделали незапланированный продолжительный привал. Просто сил не было встать и пойти дальше. Солнце палило, как сумасшедшее. Мы взмокли как лошади после нескольких часов скачки. Однако была цель, и мы к ней шли. Пришлось встать. Особенно тяжело дался серпантин по рододендроновым склонам. Дальше было проще, поскольку основной набор высоты на подходе к перевалу уже сделан.
Вот мы и вышли на ледник. Он был пересечен множеством нешироких трещин, при обходе которых мы метались по леднику. Со стороны перевала Кашкаташ подул резкий колючий ветер. Небо мгновенно затянулось серыми неприятными тучами. Даже не верилось, что всего пятнадцать минут назад пели птички и светило солнце. Как только мы ступили на лед, нам открылся наш перевал, подъем на который представлял собой узкий крутой кулуар в скальном массиве. Мастер сказал, что подниматься надо будет по лавинному конусу. Ох! Как он круто смотрелся со стороны! Выход на сам перевал сопровождается свободным лазанием по скалам. Кулуар является как лавино, так и камнеопасным. Подошли под кулуар и упали на привал, среди нескольких огромных каменных глыб. Решили тут пообедать, а потом штурмовать перевал. Кстати сказать, решимости и пыла у нас поубавилось. Да и горы нахмурились. Как тут после наших злоключений не воспринять такое предупреждение?
Гена и Мастер пошли на разведку к кулуару. Мы с Ляшовым, прижимаясь к камням, кутаясь в теплые вещи, спасались от ледяного ветра. Даже аппетит пропал. Разведчики наши пришли навеселе. Оказывается, они приняли решение об окончательном сходе с маршрута. Меня не могла не обрадовать эта новость. Я тоже мигом повеселела. В кулуаре лежал очень ненадежный снег, видно следы свежих лавин. К тому же кулуар узкий, в случае схода лавины даже убежать некуда было бы. Досталось бы всем. Наученные горьким опытом, на сей раз мы решили прислушаться к голосу самих гор. Они точно прогоняли нас отсюда. И, о чудо, как только мы повернули обратно, стих ветер. Как только покинули ледник, ступили на морену, выглянуло солнце, и тучи разлетелись, как воробьи. Вот теперь хотите верьте, хотите нет, а я глубоко убеждена, что с горами надо дружить. Нельзя их покорять и брать напором. Это чревато последствиями. Горы могут отомстить за непослушание. А если же внимать их голосу, то можно прожить еще очень долго.
Все испытали облегчение от принятого решения. И вниз понеслись как на крыльях, воображая лица наших товарищей по команде. Через пятнадцать минут решили все-таки пообедать. Для этих целей была выбрана ложбинка с ручьем среди огромных камней, на которых мы очень удобно и расположились, подставились лучам солнышка. Красота, да и только! Консервы, чай, анаком и разговоры. Оказывается, Ляшов мечтал попасть в КГБ. Однако суждено было сбыться его второй мечте – стать спортивным тренером. Здесь нас догнали двое чехов. Они ходили на перевал Кашкаташ, мы их еще на леднике заметили. Вежливые приветствия с обеих сторон и неизбежное расставание. С часик повалявшись на солнышке, побежали вниз. Перед этим еще посмеялись – стоило лезть черт знает куда с огромными рюкзаками, чтобы пообедать с красивым видом из столовой. Внизу оказались меньше чем через час. На сей раз решили не идти в сарай, а устроиться на поляне, среди стоянок других лагерей. Что ни говори, а здесь куда приятней. Жижин помчал за нашими ребятами и остатками лагеря. Гена решил подремать.
Поскольку световой день еще был в разгаре, я собрала свои банные причиндалы и пошла на речку. Провела я там времени не меньше часа, а может и больше. Только когда пришла в лагерь, получила от Жижина пистоны. Они меня потеряли и собирались чуть ли не собаку с милицией вызывать. Я стала ожесточенно защищаться, мол, я не говорила, что пойду на десять-пятнадцать минут. В общем, Жижин помахал кулаком перед моим носом, на том и разошлись. Тем временем в лагере уже стояла палатка. Все готовились к вечернему празднованию, посвященному завершению маршрута «без единого трупа» (тьфу, тьфу, чтоб не сглазить!)
Оставался только Эльбрус. И это был пункт похода желательный, но необязательный. Назавтра от нас требовалось попасть в Терскол, забрать (о, ужас!) заброску и подняться на Приют Одиннадцати. Ну а пока – праздник. Туговато получилось насчет спальных мест. Федоренко не пожелал оставить палатку, и у нас появилось двое бездомных. Хорошо, что мы сейчас внизу, на травке. И ночь относительно теплая. Есть возможность спать на улице, без крыши. А что будет на Эльбрусе? Мне трудно это представить, ибо нам вчетвером казалось места мало. А тут придется размещать шестерых.
11 июля
Утром состоялось очередное прощание с Игорьком, на сей раз навсегда. Вниз бежали быстро и вскоре оказались около близкой душе и сердцу сакли. Здесь уже ходили маршрутки до Терскола, в одну из которых мы не преминули поместиться. На базе МЧС первым встретил Чатын, такой славный песик. Я с ним познакомилась еще в «четверке». Мне показалось, что он тоже меня помнит, во всяком случае, был рад, хвостом вилял отчаянно. Мы прошли на привычное уже место на огороженной специально для палаток территории. Забрали у МЧСников заброску, я отсортировала продукты. Часть мы берем на Эльбрус, остальное оставим здесь, не таскать же с собой лишнее. В пос. Азау, откуда начинается канатка, пошли пешком. По дороге несколько растянулись. Вовчик сильно хромал, но мужественно шел и молчал.
Дорога тянется вдоль Баксана. И на безлесистых частях ее открываются классные виды на горные хребты. В частности шикарно виден был когутайский узел. Две вершины, два перевала, ледник. Опять таки нахлынули воспоминания, как мы там ковырялись. Я даже место на леднике увидела, где подвернула ногу. Между вершинами Большой и Малый Когутай находится перевал Жемчужина Приморья – «тройка А», ласково прозванный «ЖП». Его мы должны были идти после перевала Юсеньги, в связке с перевалом Интеркосмос. Но поскольку мы сошли с маршрута, нам осталось только любоваться на перевал издалека. А он красив, чертовски красив. Возникла бредовая идея - после Эльбруса сунутся туда. Ведь времени до возвращения остается еще целая неделя. Жижин сразу запротестовал. У него шалило колено. У Гайворонского – щиколотка. Ляшов и Огурцов отмазок не имели, хотя и желания огромного не выразили. Нам же с Генкой, похоже, единственным желающим, вдвоем идти не резон.
Так за обсуждением нового проекта дошли до Азау и чуть не опоздали на последний фуникулер. Пришлось договариваться с дядькой, который назвался хозяином канатки. Нас забрали последним техническим рейсом. И с Кругозора до Мира также. И кресельную канатку пустили на последний круг ради нас. Уже смеркалось. Небо окрасилось бежево-розовыми красками. Периодически проскальзывал холодный ветер. Мы подошли к бочкам. Здесь альпинистский народ собрался во дворике послушать скрипку. Никогда не думала, что скрипка может так красиво звучать. Какой-то иностранец в синем комбинезоне, похожем на водолазный, стоял в дверях своей бочки и играл для публики. У меня открылся рот от удивления и восхищения. Кругом стояла тишина, небо в закатных лучах, горы розового цвета. И скрипка. Хотелось расплакаться от умиления. Мы гуськом прошли дворик насквозь. Я засмотрелась на скрипача, не замечая, что улыбаюсь. Он в ответ мне подмигнул и тоже улыбнулся. Казалось, мы с ним друг друга поняли.
Наша команда продолжила подъем. Еще долго была слышна скрипка. Спустя час мы добрели до Приюта Одиннадцати, уже в густых сумерках. Палатку поставили среди развалин, так как выбирать место было некогда. В очень быстрых темпах, почти на скорость, мы приготовились ко сну. Одна проблема – это размещение. Хорошо, что палатка тамбура имела. Двое легли там. И все равно тесно было до ужаса, ибо мы натянули на себя все теплую одежду, что имелась. Все-таки на 4200 м ночуем. Спать оставалось недолго. Подъем запланирован на три часа утра. Нас ждал Эльбрус.
12 июля
Утро началось с ощущения свирепого холода. Ох, как не хотелось выползать из-под спальника. Но гора зовет, как и труба. Самое трудное – это переодеться из ночного в ходовое. Дальше чай, мед, печенье. И выход. Завтрак небольшой, ибо вся еда с набором высоты может попроситься обратно. Мы взяли с собой КМП внушительных размеров. Голод наверняка где-нибудь скажется. По шаблону прошлого года несколько человек взяли рюкзаки, куда остальные несколько сложили кошки (их планировалось одеть на скалах Пастухова) и дополнительные теплые вещи. Мои кошки упали в рюкзак к Геннадию. О чем я позже пожалела. Каждый пошел своим темпом. Здесь команда опускалась до личностей. Все шли кому как удобно. Генка зафитилил вперед всех. Я шла бодренько, голова не болела. Сказывалась хорошая акклиматизация. Весь склон светился сотнями огоньков. Это другие восходители встали на тропу.
До скал Пастухова народ стекался с разных точек обоих скальных хребтиков, протянувшихся вдоль склона. А после скал Пастухова идет четко набитая тропа, одна на всех.
Вот и пора кошки одевать. А мои убежали вперед вместе с Геной. Могу поспорить, что он даже забыл о них. Иначе бы оставил на камушке. Пришлось идти так. В принципе, можно. Только иногда ноги проскальзывали. Голова все еще не болела. Но вот желание идти дальше улетучивалось. Я читала, что такое бывает на высоте и связано с гипоксией. Но было бы нелепо повернуть назад притом, что я хорошо себя чувствую, и что погода почти отличная. Я засыпала. Впервые в жизни я заснула на ходу. Проснулась от ощущения невесомости, ибо во сне уже падала. Как мне хотелось где-нибудь прилечь и покемарить. Стиснув зубы, сделала еще один шаг. И так, в борьбе с самой собой, дошла до седловины. Там те, кто убежал вперед, отдыхали и дожидались остальных. Я добрела и упала у ног своих товарищей. Солнце пригревало, изредка седловина накрывалась туманом. Мы решили идти на Восточную вершину, ибо в прошлом году посетили Западную. А у кого силы останутся, то можно и на Эльбруский крест замахнуться, другими словами - сходить на обе вершины.
Я наконец-то одела кошки. И мы двинулись дальше. Ворсин, Ляшов и Гайворонский ускакали вперед. Я шла с Веталем. Потихоньку, с остановками. Слабость одолевала неимоверная. Прошли мы, наверное, половину пути, присели на камушки, выступающие из-под снега. И заснули. Кто мог подумать, что наше восхождение закончится так нелепо. Сколько проспали, не знаю. Только Веталь меня растолкал и предложил идти уже вниз, так как все наверняка уже спустились. Меня долго уговаривать не пришлось. Так оно и получилось. Когда мы с ним вышли на седловину, то подтянулись и остальные, побывавшие уже на вершине. Жижин, оставшийся на седле, ждал нас. Народ делился впечатлениями. Ворсин был готов бежать и на Западную вершину, чувствовал в себе силы на крест. Только никто не захотел составить компанию. А один он не пошел. Гайворонский поймал очередную трещину, провалился по пояс. Ляшов дошел без проблем и наделал снимков вершины и флага Ратибора.
Когда я отпрашивалась с работы в поход, то пообещала сфотографировать флаг конторы на вершине Эльбруса. Флаг я положила в ворсиновский рюкзак и благополучно забыла о нем. Генка же помнил, вот только фотоаппарата при нем не было. Но по счастливой случайности на вершине оказался какой-то чех. Тогда Гена жестами попросил того сфоткать флаг и по оставленному адресу выслать фотографию. Самым трудным делом оказалось растянуть флаг. Он огромный и один человек его не растянет. Генка каким-то макаром привязал одну сторону флага к мемориалу защитникам Кавказа, а другую взял в руки. Вроде получилось, да только зря столько стараний. Все равно чех ничего не прислал. Обидно.
Вниз летели как на крыльях, бежали наперегонки. Последствий восхождения не наблюдалось, плохо никому не стало. Вот что значит хорошая акклиматизация. Остаток дня провели в праздном безделии. Жижин предложил сегодня же спуститься в Терскол, чтобы утренним автобусом отчалить в родные края. Меня такая перспектива совершенно не вдохновляла. Хотелось еще побыть в горах. У меня целая неделя отпуска в запасе. Остальные были со мной солидарны и решили горячку не пороть. Жижману оставалось только пожать плечами.
13 июля
Ночевка была тесной как никогда. С наступлением утра все вздохнули с облегчением. Торопиться никуда не надо было. Хорошо! С небольшой ленцой мы передвигались по лагерю, наблюдали за иностранцами, готовили завтрак. Фотографировались. Погода стояла исключительная. Гораздо лучше, чем вчера. Повезло сегодняшним восходителям. Не надеясь на ответственность чеха, я сфоткала флаг «Трансспецстроя» на фоне окружающих гор. Может быть это спасет меня от разочарования начальства.
На склоне постоянно сновал народ. Одни вверх, другие вниз. Показались шестеро человек, идущих в связках по трое. По речи поняли, что это немцы, либо австрийцы. Мы поулыбались их связкам, в которых не было необходимости. Здесь они только мешали свободному движению в собственном темпе. Но лучше перебдеть, чем недобдеть. За день до нашего восхождения с горы снимали труп сочинца, провалившегося в трещину. Видимо, это и повлияло. После обеда начали собираться. Пора и вниз бежать. На кресельной канатке вспомнили, что сегодня тринадцатое число. Как бы чего не случилось. Разные неудачи и злоключения стали уже черным юмором в нашей команде. По мере того, как терялась высота, мы меняли зимний облик на летний. Из Азау помчали в Терскол. Перед глазами опять маячил ЖП.
- Жижман, пошли на ЖП! – крикнул Ворсин Мастеру.
Оп! Секундная остановка. И Мастер, прихрамывая, дал ответ: - «Генчик, у меня колено болит, я же говорил!»
Мы с Ворсиным так и подавились собственным смехом. Ведь Жижин только что шел весьма бодрым шагом, без всяких намеков на хромоту. Вот как домой хочет. Кстати, он опять завел разговор о скором отъезде. Если в Терсколе стоит вечерний автобус, то надо ехать. Я запротестовала. Мало того, что на неделю раньше возвращаемся. Так еще и последнего вечера в горах лишить хотят. Меня поддержали. Жижин решил ехать один. Но автобуса не было. Так что прощальный ужин состоялся в присутствии всех членов команды, за исключением Федоренко.
Палатку поставили на своем любимом месте – за базой МЧС и будкой Чатына. После обустройства лагеря я ушла на речку приводить себя в порядок, ибо завтра возвращаемся в цивилизацию. И снова нахлынули воспоминания этих мест, можно сказать мест боевой славы. Год назад мы рассекали по этим тропкам с Катериной Антоновой с той же самой целью – отмыться перед отъездом. Как же приятно почувствовать, что кожа снова пахнет мылом, волосы шампунем, а руки -кремом!!! Истинное удовольствие – одеть кипенно-белую футболку и такие же белые носки. В городе такую радость испытать просто невозможно! В общем, в лагерь я вернулась царевной с большой буквы «Ц»!
Первым делом я, как завхоз, провела ревизию имеющихся пищевых запасов. Оказалось, что с огромным отрывом от прочих позиций в списке оставшихся продуктов лидировали пачки с печеньем и анакомом. Наш маршрут закончился на неделю раньше в составе на одного человека меньше с набором продуктов , рассчитанных изначально на одного человека больше. Поэтому можно представить себе, сколько еды у нас осталось!!! Целое море!!! Но остро чувствовалась нехватка спиртного и денег на его приобретение. Поэтому мы отправили засланцев – Мастера и Ляшова на промысел. А именно на обмен печенья и анакома на водку.
Операция прошла успешно. Мы стали обладателями двух бутылок водки для проведения торжественных мероприятий по закрытию маршрута. Однако нам вернули все пачки анакома с беконом. Поскольку кабардинцы – мусульмане и свинину не употребляют, то анаком со вкусом бекона спросом не пользуется. Четкий коммерческий расчет, несмотря на то, что настоящей свининой там и не пахнет! Ну и ладно, подумали мы, чем богаты, тем и рады. Поделим!
В лагере полным ходом шли приготовления к ужину. Как только стемнело, мы уселись в деревянной беседке за праздничным столом на разбор полета. Ритуал разбора заключался в том, что каждый из членов команды, держа в руке емкость со спиртным, выговаривал всем участникам свои замечания. В конце добавлял пожелания по исправлению недостатков, за что и выпивал содержимое емкости. Поскольку претензий у нас друг к другу никаких не было и разбирать по сути оказалось нечего, то мероприятие сошлось к общим пожеланиям счастья и мирного неба над головой. Конкретика в адрес каждого звучала только от Ворсина и Жижина. Меня оба хвалили, чем не могу не похвастаться. Мастер отметил, что объявленные в прошлом минусы я исправила, ни разу не упала, не подвергала экспедицию опасности, была собрана и серьезна на маршруте, в экстремальной ситуации проявила выдержку и хладнокровность. Сама же пожелала команде не расслабляться после неудачи, стремиться к новым перевалам и быть осторожными. Хряпнула из своей емкости, покраснела и стала счастливым человеком.
Ночь подкралась внезапно. Нам очень хотелось растянуть последний вечер в горах до бесконечности. Но, увы! Все имеет отвратительное свойство заканчиваться. Ночь, как бы извиняясь за свое неизбежное вторжение, хотела нас порадовать. Небо было усыпано звездами, отчего имело белый цвет. То и дело на небесной доске чертили полоски метеориты. Луна спала где-то за горизонтом, отчего темнотища стояла хоть глаз выколи. Наши запасы спиртного в очередной раз подошли к концу. Я, Ворсин и Гайворонский отправились в Терскол на поиски открытого магазина. Мы прошли поселок насквозь, но такового не обнаружили (в два часа ночи-то). Тем не менее, довольные от прогулки, вернулись в лагерь и разошлись по кроваткам.
14 июля
Утреннего автобуса, на который мы рассчитывали, не оказалось. Зато оказалась «Газелька», готовая за «умеренную» цену отвезти нас до Минеральных Вод. Денег у нас было в обрез, поскольку основную часть сбережений народ прогулял в дневочные дни в Джантугане. Голова уже не думала о том, что мы покидаем горы и что это очень печально. Мысли находились уже дома, планировали деятельность на завтра. Чем заниматься в оставшиеся дни отпуска? Появилась масса свободного времени, которую надо было убить. А хуже состояния быть не может. И все-таки организм был рад приближению к цивилизации, а в частности к теплому туалету и к горячему душу.
В Минеральных водах на последние деньги мы купили билеты в Ставрополь и по пирожку. А на совсем последние – по пиву на автовокзале в Ставрополе, чтобы отметить наше прибытие и еще раз разделить стол с участниками нашей команды. Здесь наши пути и разошлись до следующей пятерки, которую мы обязательно должны пройти!!!
Ставрополь 2004г.