Утро восемнадцатого августа – точная копия вчерашнего. Я уже начал нервничать, так как хорошо представлял себе последствия нехватки времени во второй половине похода. Голод не так был страшен, как нарушение контрольного срока, который мы сами наметили себе и изменить его не могли. А ну, как эта непогода зарядила на неделю? То и дело я высовывался из палатки, оценивая обстановку вокруг нас. Где-то к полудню дождь прекратился, прошло еще около часа и в туманной пелене появились разрывы, позволявшие ориентироваться. Сразу же собрали лагерь и ушли к перевалу без обеда. В связках преодолели снежный склон, вплотную приближаясь к скалам слева по ходу, чтобы обойти трещины.
На небольшом снежно-ледовом пятачке около четырех часов дня устроили короткий привал для перекуса всухомятку. Завхоз выдал на кормежку мясной паштет для детского питания. Он показался нам пресноватым для такого случая, явно не хватало горчицы или кетчупа. А может просто наше нынешнее житье было острее всякой приправы? Пока уминали калории, туман почти рассеялся и нашему взору открылась перевальная седловина, до которой оставалось сто – сто двадцать метров по снежно-ледовому взлету, подрезанного в средней части зигзагообразным бергшрундом. Желая что-то сказать товарищам, я обернулся и увидел, как Серега, глядя в видоискатель фотоаппарата, без всякой страховки пятится спиной, вплотную приближаясь к провалу трещины. Одна и та же мысль возникла сразу у всех.
- Серега! – Дружный крик вырвался одновременно из двух – трех глоток. Федоров вздрогнул, выслушал сентенции в свой адрес и… продолжал снимать нас на фоне перевала. Потом, вернувшись к группе, сказал, что видел куда шел. Но это не спасло его от небольшой лекции о характере закрытых ледников и о коварстве снежного покрова на них, сопровождавшейся крылатыми фразами.
Успокоившись и дожевав паштеты, мы в связках с попеременной страховкой подошли к бергшрунду. Он вблизи оказался намного проще, чем ожидалось и через несколько минут мы залезли на свою вторую «тройку А». Высота 3400 метров, ветер перетаскивал с юга через гребень охапки тумана, не давая нам просмотреть дальнейший путь. В туре нашли записку туристов из Мариуполя, которые почему то назвали этот перевал Алибекским. Пора было подумать и о ночлеге, палатку решили поставить у самого скального гребешка, отходящего от перевала метров на тридцать вверх. Около часа возились со снежными лопатами, вытаптывая и выравнивая площадку. За водой спускались на перевал, расположенный в снежной мульде с озерцом, стекающим водопадиком на юг. При желании можно было поставить палатку и рядом с озерцом, но несколько камней, лежащих здесь на снегу, убедительно предупреждали о неприятных последствиях такого решения.
Девятнадцатого августа – мороз! Небо было ясным, солнце еще просыпалось где-то за дальними восточными гребнями, но южную сторону уже можно было видеть. Картина представилась грандиозным нагромождением скал, льда и снега на склонах, круто уходящих в долину Грузии. Неподготовленного к такой картине человека могла взять оторопь. Я вспомнил свой визит к председателю маршрутно-квалификационной комиссии, выпускавшей нас в поход. Эрлен Александрович Бляхман всерьез советовал мне подняться на Джугутурлючат, снять записку и валить обратно, затем делать такую же радиалку на Акбекский гребень с севера и тому подобное. Велась моральная обработка, смысл которой я до сих пор не сумел понять. Может это заранее велся настрой на нелегкий маршрут, то ли это было неверие в возможности нашей команды… Но тем не менее маршрутная книжка украсилась соответствующей подписью, а затем и печатью. А сейчас настал момент, когда надо было принимать решение – идти вперед или благоразумно отступить перед «прихожей Кащея», каковой предстала перед нами южная сторона Акбекской подковы…
Мы – команда, которая прошла в прошлом году перевалы Пшиш Узловой и Псыш – по праву считающимися сложнейшими перевалами Архыза, неделю назад шли через Туманный и Юбилейный, совсем недавно мы корячились, но останавливались в глубоких извилинах Алибекского ледопада, так какого черта нам тормозить здесь! Вряд ли можно было догадаться, о чем я думал. Ребята деловито собирали вещи и палатку, глядя на них мне стало спокойнее на душе, какие все таки у меня славные товарищи!
Съехали по снежной стенке к озерцу. Оно было покрыто толстым слоем льда, а стекающий на юг водопад застыл причудливым орнаментом – ожерельем из сосулек. По косой полке, оставив скальный крюк у перевального перегиба, дюльфером ушли вправо вниз. Рядом с характерным шумом обламывались и слетали кусочки застывшего ожерелья, солнечные лучи уже достали его. Прошли скальный выступ с террасой, за ней спустились по отвесу около десятка метров на вспученный барьер из снега и льда. Здесь начинался западный край Акбекской подковы, протянувшейся более трех километров на восток и обращенной внешней стороной на север. Нам предстоял траверс южной части подковы рядом с кромкой, вниз от которой уходили километровые отвесы скальных стен, а сверху наползали снежно - ледовые поля со склонов массива Джугутурлючата. Мы тронулись в путь, все дальше и дальше уходя от острого жандарма, торчавшего над нашим перевалом. Потянулись бесконечные проходы в сетке трещин и бергшрундов, подъемы и спуски по ледовым ступеням. Одновременно мы поглядывали наверх, откуда иногда срывались камни и обломки карнизов. Об этой опасности было известно еще до похода из скудных литературных источников, да и Фогилев, в свое время неоднократно напоминал, что южные склоны, как правило, чреваты камнепадами и обвалами. Темп движения был не быстрым, но напряженным. Даржания несколько раз спрашивал, где же поворот к следующему перевалу?
- Вон там! – Отвечал я, показывал рукой и добавлял при этом, держа в памяти поиски Юбилейного, что я могу и ошибаться, ибо как и все остальные оказался тут в первый раз в жизни.
После полудня мы сумели достичь скального кулуара, по которому, как я считал, следовало подниматься к перевалу Западный Акбек. Где-то наверху должна была быть невидимая снизу длинная скальная полка, выводящая на перевал. У основания кулуара сели на большой плите и устроили обеденный перерыв. От начала спуска с Джугутурлючата прошло шесть часов. Приятно было посидеть за кружкой горячего чая с пряниками, на которых лежали шпроты. Но время не ждет, собрав слегка подсушенные на нагретых солнцем камнях вещи, мы двинулись к снежнику, справа от которого начинался ледопад ледника Акбек. В верхней части снежника нашим глазам открылась зона трещин с мостиками. Юра, припоздав с выходом, шел один и тормознул возле узковатого и длинного мостика. Даже на этом расстоянии почувствовалось, как он собирался с духом и решался переходить. Уже позднее, догнав нас, Юра сочно и образно сообщил о состоянии и местонахождении своей души во время переправы.
Кулуар плавно завернул влево и в удобном месте мы перешли на скалы. Сняли кошки, ледорубы убрали под ремни рюкзаков, в ход пошел «передний мост», то есть руки. Началось действие, которое на техническом языке звучит как «свободное лазание». Все выше и выше… От верчения головой во все стороны стала болеть шея. Уж очень хотелось увидеть заветную полку, ведущую к перевалу. Александр Юрьевич вслух поинтересовался этим элементом горного рельефа, но больше не возникал, получив краткий ответ:
- Где-то здесь, ищи!
Первым полку нашел Гена. Ух ты! Словно кто-то гигантской стамеской обработал склон на протяжении около ста метров! Ширина полки была такой, что по ней можно было идти по двое в ряд над отвесной стеной. Кончалась она у самого центра перевального гребешка. Несложное гимнастическое упражнение и взгляду предстала почти такая же картина, что и на предыдущем перевале, только немного поминиатюрнее. Мульда с озерком, тоненький ручеек сочился на юг к морю, которое изумительно хорошо было видно отсюда. В туре записка мариупольцев, датированная прошлогодним августом, они, в свою очередь, сняли отсюда записку москвичей, бывших здесь аж в 1982 году. Выходило так, что за двенадцать лет мы – третья группа на Западном Акбеке, его категория трудности - «двойка Б», а высота 3500 метров. Время – семь часов вечера. Поставили палатку под седловиной перевала с северной стороны на льду, не мудрствуя лукаво, укрепили оттяжки ледобурными крючьями. После ужина опершись локтями на скалы гребня, долго любовались панорамой далекого ночного моря, где виднелись огни судов и мерцающие вспышки маяков. Звезды на небе казались величиной в ладошку.
Ночь была ветреной и очень холодной. Желая разбудить Серегу, лежащего радом со мной, я похлопал его по спальнику и оторопел, когда под ладонью ощутил твердую как камень поверхность, отозвавшуюся на прикосновение глухим стуком! Вещи, подмокшие накануне, промерзли, это существенно задержало утренний выход. Спуск на фирновое плато ледника Восточный Джугутурлючат мы начали только в половине десятого, предварительно оттаяв и обогревшись на солнце. Сразу же от места ночевки мы махнули дюльфером через бергшрунд метров на двадцать. Книзу ледовая стена приняла отрицательный уклон и мы уподобились паучкам на паутинках, спешащим вниз. Наверху осталась втоптанная в снег петля с нанизанной на нее парой консервных банок, последний спустился по двойной веревке. По снежному склону с небольшим снижением ушли дальше влево ко второму бергшрунду. Высотой он был такой же, как и первый, только отрицательная часть значительно протяженнее. После него крутым снежником прошли к полутораметровым снежно-ледовым ступенькам. По ним прыжками соскочили на плато ледника. Здесь, после короткого отдыха, выпустили в разведку две связки – двойки. Витя и Новиченко быстро вернулись, найдя проход в виде фирновой улочки протяженностью около семидесяти метров, спускавшейся в большой разлом между двумя отколами. Справа от нее была огромная стена монолитного льда, а слева ледовый гребешок, с которого путь был виден уже до конца ледника.
На календаре двадцатое августа, наше путешествие длилось уже две с половиной недели. Ребята обросли щетиной, похудели, стали как-то старше на вид и мало похожими на тех чистеньких интеллигентов, которые начинали путь в Архызе. Сейчас группа больше смахивала на голодную банду, с которой небезопасно было встречаться.
С гребешка спустились дюльфером, я шел последним и применил ледовый самосброс, хорошо зарекомендовавший себя на ледопадах Алибека. Даржания внизу встегнул сдергивающий конец себе в карабин грудной обвязки, чем привел меня в состояние замешательства. Стал кричать ему, что он может нечаянно переместиться и сдернуть самосброс вместе со мной. Немного поторговавшись, Саша уступил мне, освободил веревку и отошел на безопасное для него и для меня расстояние от точки приземления. Ребята не без юмора наблюдали за нашими переговорами и позволили себе высказывания по поводу того, что в такой ситуации можно без хлопот быстро поменять неугодного предводителя команды.
Маневрируя среди трещин, вышли к языку ледника, круто обрывавшегося в ущелье Северного Птыша. По покатым скальным полкам попали на подвижную осыпь, по которой съехали к реке. Первыми внизу оказались Гена и Саша Даржания. Остальные вышли к потоку минут на двадцать – тридцать позднее и не сумели обнаружить перехода на другой берег. А первые двое, увлеченные разговором, сидели спиной к ним, ничего не слыша из за грохота воды. Прошло несколько минут, прежде чем кто-то из них оглянулся и испугался, увидев перекошенные от воплей физиономии! Оказывается, они перескочили поток по камешку, который скрылся под водой, пока остальные спускались по осыпи.
Как быстро вечером поднимается вода в горных реках! День был жарким, ледник бурно таял, щедро снабжая реку, вытекающую из грота в конце языка. Присмотревшись, решились пройти поток в сужении внутри грота. Подойдя к его входу, я поднял голову и увидел, как по льду съезжал большой булыжник, целясь прямо на идущего впереди Серегу. Проорал об опасности во все горло и Серега (молодец, что не поднял голову!) одним прыжком вперед скрылся под козырек грота. На месте, где он только что был, вырос фонтан воды выше человеческого роста. В ледяной пещере было сумеречно и холодно. Надев кошки, аккуратно перешли на другой борт грота по ледовым полкам и задержались перед выходом. Непонятно, что нас подстерегало сверху? Серега с предосторожностями высунулся наружу и прыжками ретировался в безопасное место, откуда просигналил нам, что можно выходить. Пропустив еще пару бомб, остальные выбрались к нему по одному на правый берег Северного Птыша и оглянулись на пройденный путь. Юра восторженно произнес что-то непечатное и на мой недоуменный вопросительный взгляд пояснил, что на этом перевале есть все! То есть полнейший набор льда, снега, скалы, осыпей и острых впечатлений! Спора нет, действительно, Западный Акбек показался ничуть не проще Юбилейного или Джугутурлючата. Полновесная «тройка А»! Сведения в классификаторе перевалов по-видимому нуждались в пересмотре.
Наскоро здесь же попили чай с консервами и сухарями. Потом за час спустились по тропе к водопаду Чучхур и поставили палатку рядом с ручьем. До позднего вечера мы сидели у нашего ангара, сводя на нет запас командирской фляжки и переживая перипетии сегодняшнего и предыдущих дней. Третьим кольцом мы завершили технический этап нашего похода. «Пятерка» состоялась! Осталось только докрутить километраж по несложной финишной нитке маршрута на территории Тебердинского заповедника. Завтра у нас дневка. В Домбае надо было забрать оставшиеся продукты и проводить домой Юру и Серегу, которым надо было через пару дней выходить на работу. Последний вечер провели всемером.
С утра разобрали вещи и отдали ненужное уезжавшим в Ставрополь. Сготовили на завтрак плов и компот. После присели в кружок возле стола – большого камня, чтобы до конца выяснить «кто был кто» в трехнедельной козлиной эпопее. Еще вчера счет был равным и кошмарным по своей величине. На «историческом» финише, состоявшемся двадцать первого августа, фортуна повернулась от Даржании и Ворсина к нам – мне и Юре. Пятьдесят три на пятьдесят два! Не обращая внимания на Генкины заявления, что их очки по яйцам более качественные, мы с Юрой шумно праздновали победу и не давали друзьям – соперникам спуску – слабаки! Рогатики! Бе-е!
Я остался в лагере и обнялся на прощание с Серегой и Юрой. Остальные уходили с ними за заброской. Некоторое время глядел им вслед, пока последний не исчез в опушке березняка на другой стороне альпийского луга. Меня ожидало прозаическое дело походного быта – чистка котелков. Отдраил с помощью прибрежного песочка первый котелок и схватился было за второй. В это время в лагере появились идущие сверху около десятка человек, среди которых были дети. Сразу же предложил гостям допить компот, оставшийся от нашего завтрака. Посетители вежливо стали отнекиваться до тех пор, пока я не заявил, что компот наварен по полной программе, мне его не выпить, помогать некому и придется выливать, потому что котелок надо чистить. Довод оказался убедительным, а после того, как угощение распробовалось, почти два литра компота моментально разошлись по кружкам, а рюкзаки были сняты с плеч. Завязалась беседа. Гости приехали сюда с семьями из Саратова, там есть альпинистский клуб. Отдыхали и одновременно ходили по троечному маршруту на Домбай – Ульген. В свою очередь они спросили, не мы ли вчера спускались с гребня Акбекской подковы? Ответил что да, а в чем дело? И услышал весьма лестную для нас оценку – мол очень логично шли, заметили вас еще накануне вечером, через артиллерийский бинокль, когда вы появились на перевале и на другой день наблюдали с утра, удивляясь тому, что ни разу не сбились с пути! Я скромно пояснил, что мы основательно готовились к прохождению этого перевала, да и всего похода. Гости попросили разрешения посмотреть нашу палатку – ангар изнутри и шумно удивились простору сооружения – целый дом! Старший из саратовцев поинтересовался, как мы управлялись с дюльферными спусками? Я с гордостью показал наш ледовый самосброс и был поражен неподдельным интересом к нему. Такое, оказывается, им в практике никогда не попадалось. Самосброс переходил из рук в руки, гости недоверчиво покачивали головами. Понимая их чувства, я откровенно признался, что тоже робел, когда впервые пользовался приспособлением.
Посидев около получаса, саратовцы засобирались и, тепло попрощавшись, ушли вниз. Я довел до зеркального блеска второй котелок и перевесил сушившиеся на веревке спальные мешки. В это время вернулись ребята с полными рюкзаками. Даржания охнул, увидев мерцание стенок нашей посуды и сказал, что вот она – работа мастера!
До вечера осталось не так уж много времени. Было скучно без ушедших товарищей и даже вкусный ужин с принесенным из Домбая пивом не развеял маленькую нотку грусти, незаметно вкравшуюся в наши души. Перед отбоем поделили продукты и снаряжение. Груз сильно потяжелел. Часть снаряжения, предназначенного для группы в семь человек мы были вынуждены разложить на пятерых.
Двадцать второго августа после завтрака мы, помогая друг другу, с трудом оторвали от земли рюкзаки. Несмотря на то, что два узла с продуктами – сухари, сахар, крупы, остались подвешенными на деревьях, вес наших мешков был близок к предельному. Когда мы поднялись в висячую долину ручья Чучхур, то вымокли как мыши. Выпитые накануне компот, чай и пиво обильно выступили на лбах и спинах. Отдыхая на Чучхурских террасах, каждый раз оглядывались назад. Было трудно наглядеться таким видом. Словно накрахмаленный, стоял на фоне голубого неба гребень Акбекской подковы, остроконечным строем развернулись вершины Инэ, Белалакаи, Эрцога. За ними были видны Джаловчат, Аксаут и Каракая, где мы шли три недели тому назад, шнуруя Главный Кавказский хребет шесть раз подряд!
Тропа незаметно привела нас к перевалу, расположившемуся между небольшим ледником справа и маленьким озерцом слева. К югу от перевала к небу тянулись стены Домбай – Ульгена, впереди внизу зеленели склоны Буульгенского ущелья. Высота здесь, по сравнению с предыдущими перевалами небольшая, всего 2717 метров, в туре достали записку туристов из Питера, побывавших тут пять дней тому назад.
Мы прошли около полутора километров до зарослей березового криволесья, там тропа слилась с ручьем, а на отдельных участках совсем потерялась. В одном месте я попал ногой между камней, рюкзак увлек вперед и я упал с отчаянным криком боли, который был, наверно слышен в Теберде. Моментально ребята собрались вокруг, сдернули с меня рюкзак, подхватили под руки и дотащили за несколько минут к ручью на дне ущелья. Доктору, наконец, представилась возможность проявить свое профессиональное мастерство по полной программе. Недрогнувшей рукой он всадил мне с тыла пару инъекций со снадобьями противоболевого и антишокового действия. Тут же меня заставили выпить полкружки водки и дали закусить печеньем. Это было поинтереснее уколов. Я поймал несколько завистливых взглядов со стороны. Моя нога в это время полоскалась в холодном ручье, а спину ласкали лучи полуденного солнца. Дежурные развернули кухню и сделали обед. Через полтора часа Витя наложил мне на подъем бандаж из бинта, а товарищи, игнорируя мои протесты, забрали у меня часть груза. Встал и попробовал под испытующими взглядами сделать несколько шагов. Вроде ничего, повторил это же самое уже с рюкзаком, тоже что-то получилось. Даржания от имени коллектива предложил мне идти впереди и определять темп движения. Логичность этого требования была неоспоримой и я начал путь. Я, наверное, очень старался, потому что завхоз, поспешая за мной, стал выпрашивать у доктора такой же укольчик с тем же препаратом, чтобы легче было идти.
- Смотри, как Жижин бежит!
Прошли мимо альпийских лугов и с удивлением увидели, что тут во-всю косят сено, а на склонах пасутся отары и стада. И это в самом сердце заповедника, статус которого напрочь исключал всякую хозяйственную деятельность! Очень остро ощутил несправедливость ситуации, когда на автостраде Теберда – Северный приют Клухор, нас остановил сам директор Тебердинского заповедника Джапар Сеитович Салпагаров. Он заявил, что мы нагло идем по шоссе и потребовал пропуск. В чем дело? Ведь мы костры не жгли, деревья и кусты не ломали, шли только по тропам и дорогам, стараясь не мять траву, которую только что на наших глазах тоннами убирали со склонов Буульгена! С большим удивлением и недоверием Салпагаров изучил документ и высказал подозрение, что мы мол де подпоили товарища, который его нам оформлял! Картина месячной давности была как раз обратной!
Шла вторая половина июля. Ярко светило летнее солнце. У управления администрации Тебердинского заповедника останавился военный «Газик», из которого вышли Даржания в форме майора Российской армии и я, в пиджаке, на лацкане которого отливал хромом значок кандидата в мастера спорта. С дипломатами в руках мы появились у Вячеслава Онищенко – начальника инспекторской службы и, одновременно, заместителя директора заповедника. Он, ознакомившись с нашими документами и рекомендательным письмом, дал распоряжение выдать пропуск, попутно поинтересовавшись, как у нас с финансами, на что Саша, пожав плечами, сказал:
- Мы люди военные! – Онищенко тут же крикнул вдогонку своему порученцу, чтобы пропуск был бесплатным. Оказывается, он сам, бывший военнослужащий, защищал остров Даманский от вторжения китайцев и питал чувство глубокой солидарности с армейцами, которых представляла наша тургруппа от лица высшего военного училища связи. Наотрез отказавшись от сувенира в виде фирменно упакованного «Стрижамента», он, совершенно без всякой связи с этим, усадил нас за стол. Выбрались из гостей мы только час спустя и только потому, что нам надо было еще ехать в Домбай. Это было еще не все. Дежурный на пропускном пункте перед въездом в заповедник, получив по телефону соответствующее указание, загодя поднял шлагбаум, завидев наш «Газик» и козырнул, когда мы проезжали мимо!
А тут… Мы с негодованием отвергнули подозрения директора, приняв позу незаслуженно оскорбленных. Вид, наш без значков и дипломатов, был конечно, «не комильфо». Может именно поэтому Джапар Сеитович воспылал желанием изъять у нас пропуск, но я стал настаивать на том, чтобы он выдал что-нибудь взамен. Скрепя сердце, директор извлек откуда-то стопочку листиков и, расписавшись на одном из них, с явно выраженным нежеланием вручил его мне. Мои товарищи, разместившись поодаль, с большим интересом внимали происходящему. Точно также за этим наблюдали егеря находившиеся в «Уазике», сопровождавшем директорскую «Волгу». Они минут за десять перед этим тоже проверяли наши документы. Все закончилось. Я, немного побледневший от волнения и несправедливых обвинений, с помощью Гены и Саши Новиченко, поднял рюкзак и захромал дальше. Позади осталось озеро Туманлыкель, мы подошли к ущелью Кичи-Муруджу и поднялись к границе леса, где я впервые в жизни увидел как растут сами по себе голубые ели. Здесь же нашли около полутора десятка белых грибов, смородину и малину, прекрасно дополнивших наш ужин.
Утром двадцать третьего августа неспешно собрались. Витя, осмотрев мою ногу и выслушав жалобы на опухший подъем и боли при вытягивании вперед носока, вынес вердикт:
- Жить будешь!
Ушли с места стоянки альпийским лугом по тропе вдоль потока Кичи-Муруджу. Малиноопасные участки тропы слегка притормаживали движение. К часу дня остановились на обед возле озера под ледником Юго-Западный Даут. Солнце и безветрие благоволили к купанию. Это место было известно у туристов, как «Песчаная гостиница», здесь были удобные площадки для палаток, обнесенные каменными стенками, вокруг зеленая невысокая трава, курорт да и только!
После перерыва, с несложным маневрированием по леднику, мы поднялись к подножию склона перевала Западный Даут, категория трудности которого «двойка А», высота 3450 метров. Выход на перевал вел по стометровому узкому скальному гребню, от которого вправо вниз уходил подрезанный бергшрундом ледовый склон, а с левой стороны захватывало дух от вида стометровых скальных отвесов. В голове мелькнула мысль, что здесь вместо рюкзака за плечами уместнее смотрелся бы парашют. В туре находилась записка той же питерской группы, что была и на Чучхуре. Мы не спеша, выверяя каждое движение, траверсировали гребешок и в удобном месте спустились на фирновое плато ледника Даут.
Ощутимый уклон на пути позволил глиссировать более километра. Я ехал, поджимая больную ногу, вслед за Даржанией и старался не думать о том, что будет, если провалюсь в снег. Нагружать ногу не мог, болела до поросячьего визга. Вот где мне стало плохо – на спуске! На открытом льду мы развязались и я пошел последним, все больше отставая от ребят. Но основные испытания меня поджидали на осыпном склоне, где ступню надо ставить, приспосабливаясь к наклону камней, да еще вытягивая вперед носок. Далеко внизу на берегу Даута уже замаячил наш ангар, а я еще не одолел и четверти этой проклятой сыпухи! Появился туман, который начал сгущаться. Сделав несколько шагов, сел перевести дух, успокоить боль и увидел, как от палатки отделилась маленькая фигурка и направилась ко мне. Спустя некоторое время Саша Даржания забрал у меня рюкзак и дал взамен второй ледоруб. Дело пошло веселее, на импровизированных костылях я за полчаса доскакал до лагеря к закипающему котелку. После ужина, измученный спуском, я мгновенно вырубился в своем спальнике.
Настало двадцать четвертое августа. Нам предстоял двадцатипятикилометровый бросок по Даутскому ущелью до поворота к перевалу Эпчик, последнему перед финишем в Теберде. Сначала мы шли по конгломератному дну ущелья, затем появилась чуть заметная тропка. Постепенно она расширилась, стала более набитой и заметнее в буйной зелени альпийского разнотравья.
К полудню остановились на обед неподалеку от кошары, где у пастуха жила ручная самка тура. Она, как собачонка, бегала за хозяином и игриво попыталась боднуть слишком близко приблизившихся к ней Гену и Витю с кинокамерой, сразу же заставив их соблюдать приличную дистанцию.
Наше внимание привлекли появившиеся рядом с тропой грибы. Какую-то их часть успели покрошить в суп и, пока варился обед, набрали еще два добрых пакета моховиков в расчете на предстоящий ужин. Вечером, когда впереди стали видны крыши поселка Даут, поняли, что излишне погорячились, делая запасы. Такого обилия грибов мы еще не видели, они лезли, вернее нахально перлись к нам навстречу из-за каждого камня, кочки или кустика. Мы даже сразу не смогли поставить палатку, площадку для нее пришлось пинками расчищать от грибов. Так, наверное, родилась легенда о роге изобилия… Принесенные с собой грибы почистили у ручейка и затушили на остатках масла, уже имевшего прогорклый вкус. Мы хотели с утра еще набрать грибов, чтобы чуть обработав, довезти их до Ставрополя. Увы! С утра нам стало совершенно не до этого, в связи с проблемами и желаниями иного плана. Грибное изобилие не прошло даром, вся команда, от места ночевки до самого Эпчика маркировала пройденный путь, подражая стаду хорошо напуганных медведей. В какой-то мере упростилось приготовление завтрака и обеда, никто не хотел ничего, кроме чая и сухарей, которых у нас было в избытке. Это же состояние напрочь отбило охоту любоваться панорамой Эльбруса, в полнеба закрывавшего горизонт с юго-востока. В другой раз как-нибудь…
С перевала, куда залезли в два часа дна, сняли записку днепропетровцев. Всего каких-то двух метров Эпчику не хватило до трехтысячника! Западный склон его был покрыт густой травой, перемежавшейся с отдельными выходами скал. Снова ребята вырвались вперед, а я чуть ли не приставным шагом, медленно брел, опасаясь нагружать больную ногу, которую чувствовал при каждом неудачном движении. Облегчение наступило только на пологих участках тропы, которая переходила с берега на берег, причем левый был территорией заповедника. У слияния Эпчика с ручьем Горалыкол мы набрели на минеральный источник с чудесным нарзаном, здесь началось урочище Джемагат, чуть ниже расположилась заброшенная турбаза. Попили нарзан и отдохнули возле ее корпусов.
Пройдя по лугам с островками березняков километра полтора, остановились лагерем на опушке леса возле ручья. Витя сразу же соорудил удочку и начал тралить ею ручей. К нашему общему удивлению через несколько минут он выдернул из воды форелину средних размеров и исполнил радостный танец. Однако его восторг быстро погасили проходящие мимо двое мужиков, сказав, что один хвост стоит пятнадцать тысяч штрафа! После этой информации Витя спрятал рыбу в наскоро сооруженный затончик и исчез в густых кустах, в которых его браконьерские действия не были видны с дороги. Впрочем, не было видно и рыбы, больше ничего поймать не удалось, а пленница, сумев отыскать брешь в стенке затончика, благополучно ускользнула.
Наша последняя стоянка была в шести километрах от Теберды. Сзади остались лесные тропы предгорий, многоцветье альпийских лугов Кизгыча и Буульгена, снежные плато под южными склонами Эрцога и Джугутурлючата, ледовые лабиринты Южного Маруха и Алибека, скалы Южной Каракаи и Акбекской подковы. Три недели мы шли вместе по Западному Кавказу, в походных испытаниях родилась наша дружба. Рядом с тобой был товарищ, которому ты доверял свою жизнь, идя по узкому лезвию гребня, а потом он такое же доверие оказывал тебе. Преодоленные трудности сблизили нас и наполнили память острыми и сладостными впечатлениями пройденного маршрута. За ужином об этом не говорили вслух, это осталось в душе и сердце. Запомнилось, как из рюкзака Саши Новиченко появилась на свет баночка шоколадного крема и он с улыбкой предложил ее к праздничному столу. Так можно было улыбаться только тем, с которыми тебя связало уже нечто большее, чем простое знакомство, это была улыбка друга.
Двадцать пятого августа за час дошли до Теберды.. Утром перед выходом Даржания предпринял попытку взять реванш у Гены за сувенир, подложенный в его рюкзак в начале похода. С видимым нетерпением дождавшись Генкиной отлучки, он с трудом закатил в Генкин рюкзак огромный валун и с отсутствующим видом стал разглядывать придорожные кусты. Гена, однако, сразу заметил неладное и четко просек ситуацию.
– Ха – ха! – С улыбкой произнес он и, приподняв рюкзак, за углы, преспокойненько вытолкнул из него чистосердечный подарок Александра Юрьевича.
У пункта контрольно-спасательного отряда на турбазе «Азгек» нас встретил Хасан Кочкаров – один из ветеранов службы спасателей Карачаево-Черкессии. Отметив в нашей маршрутной книжке окончание похода, он расспросил о виденном в пути и, в свою очередь, поделился информацией о происшествиях. Мы остро среагировали на сообщение о туристских группах, пострадавших от бандитских нападений в районе Учкулана. Именно это, плюс известные финансовые затруднения нашего времени, резко сократило число путешествующих в горах Кавказа. На конец лета девяносто четвертого года наша группа была всего лишь одиннадцатой по счету, зафиксированной в Теберде – этом центре туризма, где когда-то ежедневно проходило по нескольку десятков команд. Таковы были реалии нынешнего времени. В одиннадцать часов дня мы уехали в Невинномысск и оттуда к вечеру добрались в свой Ставрополь.
Уже спустя некоторое время уточнились и стало достоянием гласности следующее:
1. На перевале Чучхур я заработал не только растяжение связок на ноге, но и сломанную таранную кость – есть такая маленькая деталь в человеческом скелете!
Просидев месяц дома с гипсом на ноге, составил с друзьями отчет о походе. Позднее мы защитили его в маршрутно-квалификационной комиссии и отправили поискать счастья на чемпионат страны по туризму.
2. В феврале 1995 года стало известным, что наша команда заняла первое место в чемпионате армии по туризму, а затем пятое в чемпионате России среди двенадцати участников, в числе которых было три похода шестой категории сложности.
3. Спустя год Новиченко совершил руководство походом четвертой категории сложности, а Даржания – четвертой и пятой, выполнив нормативы кандидатов в мастера спорта!
4. Спустя полтора года председатель Ставропольской краевой федерации туризма Николай Трюхан вручил мне от имени Госкомспорта РФ знак мастера спорта России по спортивному туризму - первому на Ставрополье.
5. Спустя три года пятеро участников команды – Саша Новиченко, Витя Коптяев, Саша Даржания, Сережа Федоров и я, вместе с присоединившимся к нам Таней Федоровой и Игорем Носковым, совершили первый в истории Ставропольского туризма горный поход шестой категории сложности и завоевали серебряные медали чемпионата страны!
Состоялось рождение и становление команды, участники которой связались прочными узами дружбы не только в горах, но и по жизни. Мог ли я мечтать о большем?
А все когда-то началось с айсбайля, подаренного мне альпинистом Виктором Салагиным и желания увидеть мир за горизонтом…
1994 – 2003 г. г. Ставрополь